Алексей Виноградов - Первый полицейместер. Антон Де Виер – окружение и эпоха: «Верховный тайный Совет»

Поместнаго Приказа Судья Кирил Чичерен. Генерал-Квартермистр и Обер-Кригс-Коммисар Михайло Аргамаков. От гвардии Капитан-Поручик Алексей Бибиков. Подполковник Василий Титов. Подполковник Гаврила Козлов. Плац Подполковник Алексей Киселев. Подполковник Михайло Аничков. Подполковник Наум Чоглоков. Подполковник Василий Батурин. Майор Никита Скульской. Адмиралтейскаго баталиона Майор Кирила Пущин. Князь Федор Голицын. Князь Яков Голицын. От Бомбардир-Поручик Новокщенов. Гвардия Поручик Василий Иванов. Яж подписал вместо Подпоручика того-ж полку Василья Коростелева по его прошению, что он грамоте не умеет. Василий Новосильцов Обер-Кригс-Коммисар. Обер-крикс-камисар Князь Михаило Княж Иванов сын Вадбальской. Стольник Князь Афанасий Борятинской. Стольник Андрей Колычев. Лейб-гвардии Прапорщих Дорофей Ивашкин. Гвардии Подпоручик Михаило Хрущов, и вместо Прапорщика Афанасья Владычина. Гвардии Подпоручик Князь Алексей Шаховской, и вместо Капитан-Поручика Девесилова. Обер-Секретарь Анисим Шукин. Дьяк Иван Молчанов. Дьяк Семен Иванов. От гвардии-Капитан Емельян – Маврин. Pacправной полаты Судья Афанасий Андреев сын Кузмин-Караваев. Губернии Московской вице-губернатор Василий Ершов. Скрепил по листам обер-секретарь Анисим Щукин. (Сочинение Н. Н. Голикова. Т. 7)

Хотя приговор и подписи к нему считаются подлинными, но между ним и приговором по тому же делу, подписанному в Москве есть существенные различия. В Москве подписывались должностные лица по рангам, начиная от самых знатных и далее. Не было подпоручиков или дьяков. В приговоре, составленном в Петербурге, лица указаны без порядка чинов, в качестве судей лица царской фамилии выступают солдаты и неграмотные. Вероятно, подписи были собраны под другим документом, а к приговору относился первый лист. Среди подписавших Брегадир и гвардии майор Волков Михайло, которого репрессировали в феврале в Москве, но сведения об этом хранились в Поместном Приказе. Ближний стольник князь Иван Рамодановский уже в феврале был князем-кесарем. Подобные несоответствия и сам состав суда означает, что документ сфальсифицирован Замена, вероятно, произведена, чтобы скрыть некоторых реальных участников процесса, например Остермана.

«Сын царя, царевич Алексей, который, говорят, женился, как и отец, на невольнице, и, так же как и он, тайно покинул Россию, не имел, однако ж, успеха, подобного отцовскому, в обоих сих предприятиях; и сыну стоило жизни то, что он дурно подражал отцу; это был один из тех, внушавших ужас, примеров суровости, каковые когда-либо явились пред взорами людскими с вершины престола: но что весьма достойно памяти императрицы Екатерины, это то, что она отнюдь не принимала участия в несчастной участи сына государя, рожденного в другом браке, царевича, который во всем решительно был противоположность отцу, невозможно винить Екатерину в том, что она поступала как жестокая мачеха, важное преступление несчастного Алексея состояло в том, что он оставался чересчур русским человеком и осуждал все, что ни делал его отец великого и бессмертного для славы своего народа. Однажды московиты, которые жаловались на непосильный труд, каковой они должны были прилагать при строительстве Петербурга, услышали из его уст: Утешьтесь, бытие сего города скоротечно. И когда надобно было следовать за отцом в его разъездах за пятьсот-шестьсот лье, которые Петр не раз предпринимал, царевич часто сказывался больным болезни, коих на самом деле и не было, подвергались принудительному лечению; врачи же, имевшие стойкую приверженность к горячительным напиткам больше вредили здравию и умственным способностям. Прежде Алексей имея склонность к учению: он неплохо знал геометрию, историю, учился немецкому языку; но вместе с тем он не любил военное дело, и за это ему больше всего доставалось от отца. Царевича женили на принцессе Вольфенбюттельской, сестре императрицы, жены Карла VI, в 1711 г. Но брак этот был несчастным. Принцесса часто оставалась одна по причине пьяной гульбы мужа и из-за того, что тот сблизился с Ефросинией, лифляндской девицей, высокой, хорошо сложенной и мягкой по своему нраву. Существует предположение, что принцесса умерла от тоски, если вообще печаль может явиться причиною смерти, и что затем царевич потаенным образом женился на Ефросинье в 1713 г., когда императрица Екатерина принесла ему братца, с которым он, впрочем, хорошо обходился. Неудовольствия между отцом и сыном становились день ото дня все болев серьезными до того, что Петр, начиная с 1716 г., угрожал лишить царевича престола, а тот не раз говорил отцу, что хочет стать монахом.

В 1717 г., исходя из политических видов и из личного любопытства, царь возобновил свои путешествия; наконец, он посетил Францию. Что касается его сына, то он, если на самом деле хотел он восстать против отца, и если, действительно, существовала в России партия, созданная в его пользу, то именно тогда настало для него время обнаружить свои намерения; но вместо того, чтобы остаться в России и окружить себя приверженцами, он сам отправился в путь, с немалым трудом достав несколько тысяч дукатов, кои втайне занял. Царевич бросился в объятия императора Карла VI, двоюродного брата покойной своей супруги. Некоторое время в Вене Алексея скрывали под чужим именем; оттуда его перевезли в Неаполь, где он оставался почти целый год, тогда как ни царь, ни кто-либо в России не знали о том, где нашел себе пристанище царевич. Обозрев, таким образом, Францию, где все располагает нравы к терпимости и кротости, царь возвратился на родину, и там вновь вернулся он к привычной суровости. Ему, наконец, удалось склонить своего сына к тому, чтобы покинуть Неаполь и вернуться в Петербург; оттуда молодой царевич был препровожден в Москву к царю, который начал с того, что лишил его права наследования престола и заставил подписать торжественный акт об отречении в конце января 1718 г.; и во уважение сего акта отец обещал сыну сохранить ему жизнь.

Вполне вероятно, что договор этот был со временем лишен силы. Между тем царь, с целью сосредоточить в руках своих большую власть, забыл, казалось, а том, что он – отец, и памятуя о себе только как об основателе целой империи которую его сын мог вновь погрузить в прежнее варварство, повелел объявить во всенародное известие о суде над несчастным царевичем в связи с некоторыми проступками, в коих его упрекали, основываясь на признаниях, каковые прежде еще вырвали у него.

Созванные по этому поводу епископы, монастырские игумены и профессор; отыскали в Ветхом Завете, что те, кто отцов своих и матерей злоречат, должны быть преданы смерти; что хотя и правда, что Давид простил сына своего Авессалома, взбунтовавшегося противу него, но правда и то, что Бог не простил его. Таково было их мнение, но оное еще ничего решительно не доказывало однако ж, на самом деле, это было равносильно подписанию смертного приговора. На самом деле Алексей никогда не поносил своего отца; также он отнюдь не бунтовал против него как Авессалом; как последний, он никогда публично не спал с наложницами царя: правда, он путешествовал без отцовского на то разрешения и писал письма к своим друзьям, из коих ясно было, пожалуй только одно, а именно, что он надеялся на то, что в России о нем со временем вспомнят. Со всем тем, из ста двадцати четырех светских судей не нашлось ни одного, который не осудил бы царевича на смерть; и те, кто не умел писать поручили другим подписаться за них. В Европе же говорили и часто сообщали в печатных изданиях, что царь повелел перевести с испанского на русский язык уголовный процесс дона Карлоса, того несчастного принца, которого Филипп II, его отец, распорядился заключить в тюрьму, где и умер этот наследник великой монархии; но на самом деле не было никакого процесса на доном Карлосом, и не было известно, насильственной или естественной смертью умер этот принц. К тому же Петру, самому деспотичному из государей, нужды не было в подобных примерах. Что, несомненно, так это то, что его сын царевич умер в своей постели на следующий день после ареста, и это несмотря на то, что у царя в Москве была одна из лучших аптек в Европе. В то же время, вероятно, что Алексей, наследник наиобширной из монархий в свете, единодушно осужденный подданными своего отца, которые со временем должны были стать и его подданными, мог умереть от того переворота, который произвел на все его существо приговор столь противоестественный и пагубный. Отец посетил сына, когда тот уже умирал, и, говорят, залился слезами, infelix utcumque fer-ent ea fata nepotes. Но, несмотря на эти слезы, царь не пощадил друзей царевича, и колеса, выставлявшиеся при казнях, были утыканы отрубленными частями их тел. Петр повелел отрубить голову своему шурину графу Лопухину, брату своей жены Евдокии Лопухиной, с которой Петр развелся, и дяде царевича Алексея. Таким образом, если нравы Московии и умягчились, то надобно признать, что сие стоило ей весьма дорого». (Вольтер. Анекдоты о царе Петре Великом)