Андрей Воронов-Оренбургский - Железный поход. Том четвёртый. Волчье эхо

− Что?! Опять Ермолов! Опять Вельяминов! Вспомните еще Дмитрия Донского! Так что вы, bon sang 27, этим хотите сказать? − Чисто выбритое лисье лицо графа больше приятно не улыбалось, узкие губы задергались, предательски выдавая состояние главнокомандующего. − Я уже имел удовольствие это слышать от генерала Нейгардта, когда он сдавал мне свои полномочия, от Заводовского от Меллера-Закомельского 28, от Пассека и многих других. Так что же?!

− Только то, что на сегодня в этом крае мы находимся в положении более худшем, чем десять лет назад. Все огромные жертвы людьми, деньгами и временем пропали даром.

− Для этого… я и направлен сюда Государем. − Михаил Семенович оперся ладонью о золотой, украшенный бриллиантами эфес наградной «за взятие Варны» шпаги. − Обрубить когти сему зверю! Посадить его на цепь и восстановить в крае должный порядок.

− Простите, ваше сиятельство, но полагаю… в нынешних обстоятельствах сие невозможно.

− В России любят невозможное, генерал. Разве для вас это новость?

Твердым, но легким шагом граф, с сознанием величия своего возраста и положения, обошел стол так, чтобы полуденное солнце не слепило ему глаза и, подойдя к Фрейтагу, с вкрадчивой насмешкой сказал:

− Доколе… вы будете препираться со мной, генерал? Стыдно. Приберегите свои вольтфасы 29для неприятеля. Кто знает, возможно, на этой «кости», о коей мы спорим, таки больше мяса, чем мы оба думаем…

Его сиятельство графа Воронцова, овеянного немеркнущей славой Бородина и Краона, фаворита самого Государя, а теперь еще и наместника, и гланокомандующего Отдельным Кавказским корпусом в одном лице, Фрейтаг видел столь близко впервые. Он против воли испытал жаркое давление в груди и некоторую неловкость за свою прямолинейность.

− Прошу простить меня, ваше высокопревосходительство. Я лишь хотел предупредить вас, что ваш враг, наш враг… Словом, он самый великий человек на Кавказе… − избегая взгляда Воронцова, поторопился с ответом Фрейтаг.

− Бесспорно, генерал. − Граф с наигранным согласием наклонил голову, но тут же вновь насмешливо усмехнулся. − Но ваш Шамиль не одинок… Теперь нас двое… великих героев Кавказа. А скоро останется один. Из двух соперников побеждает сильнейший. И вы мне поможете, не так ли?

Граф ободряюще похлопал Фрейтага по плечу и, скрестив руки на груди, уже серьезно добавил:

− В моей жизни побед было больше, чем неудач, генерал. Не думаю, что сей поход на Дарго… исключение.

Михаил Семенович в хорошем расположении духа снова потянулся за табакеркой с портретом Николая I, когда в кабинет вошел адъютант Галатерси с пакетом в руке.

− Прошу прощения, господа. Еще курьер от князя Бебутова. Срочно, ваше сиятельство. Честь имею.

Как и планировалось, для военных действий с Шамилем в Андии графом Воронцовым были сформированы два отряда − Чеченский, под начальством командира 5-го пехотного корпуса генерала от инфантерии Лидерса, и Дагестанский, под началом командующего войсками в северном Нагорном Дагестане генерал-лейтенанта князя Бебутова. Поскольку важнейшие действия в Даргинском походе предстояли именно этим двум соединенным отрядам 30, то главное начальство над ними принял лично главнокомандующий.

Наконец 28 мая Главная квартира с ее тяжестями, бесчисленными штабами и громадною, поражающей воображение гомеровским размахом свитою тронулась в поход в крепость Внезапную − последний форпост России, где была назначена дневка.

…Под звуки кавалерийской трубы и гремучий треск барабанов бодро вышедшему за ворота крепости Воронцову вестовой подвел чистокровного английского жеребца. Тысячи глаз, наблюдавших за главнокомандующим, подивились той легкости и сноровке, с какой тот метнул на седло свое жилистое старое тело.

− Держать за мной! − коротко приказал адъютантам граф и, вскинув в приветствии над головой правую руку в белой перчатке, пустил жеребца машистой рысью вдоль выстроившихся войск.

Кони свиты шли дружно, ноздря к ноздре, в корпусе или чуть далее жеребца командующего. Английский скакун графа то и дело требовал поводьев, выгибал благородную шею, косил агатовым глазом на седока, горячась, взлягивал, сверкая серебром подков.

Тысячи людей, перетянутых ремнями ранцев и ружей, портупей и подсумков, увешанных оружием, оглушили равнину раскатистым «Ура-а!».

На глазах графа искрились слезы, в которых отражались загрунтованные свинцовыми белилами рассвета пенистые облака, мундиры и бурки, фуражки и папахи, сабли и штыки, усы и бороды его воинства, шеренги которого растянулись на три версты аж до самого взгорья.

Главнокомандующий время от времени придерживал поводья, и для каждого полка егерей и казаков у него находились теплые отеческие слова.

− Навагинцы-ы! Не посрамим славу наших отцов и дедов! Знаю, привыкли вы, богатыри, на чужбине далекой врагов не считать.

− Ур-ра-а-а-а! − гремело ответное, грозовое.

− Куринцы и замостцы! Верю, ежели и есть опасность в горах, то не вам, орлам, избегать ее!

− Урр-ра-а-а! Ур-ра-а-а!!

− Казаки! Доблесть и опора наших границ! Государь рассчитывает на вас! Оправдаем доверие!

− Урр-ра-а-а!! Ур-ра-а-а!..

Граф окоротил резвоногого жеребца, углядев в строю седоусых ветеранов, и со свойственной ему участливостью, желанием ознакомиться с чаяньями и духом своих подчиненных, спросил:

− Ну-с, как настроение, отцы? Не поздно ли воевать вам?

− Как поздно?! − обиженно шевеля снежными усами, возмутился старший из них. − Воевать никогда не поздно, ваш сясь. У русского солдата возрасту нет.

− Так сколько ж вам лет?

− А чойт их, годы-то, считать… Все наши. Вы тоже не из зеленых будете. Приказу нам дайте, ваш сясь… Поглядите в бою. Мы старой закалки, нам главное − знать свой маневр. А лихо наше мы с кашей ждем…

− Где был ранен, герой?

− Я-то, отец вы наш, семь разов басурманом калечен, − непринужденно улыбнулся бороздами морщин ветеран. Уродливая из-за шрама улыбка надвое рассекла лицо. − А вон Григорию ухо пулей оторвало при Темир-Хан-Шуре. Уж не взыщите, ваш сясь, что не по полной форме встречаем вас. Кой-чо растеряли… за цареву службу.

В рядах гакнули смехом: «Мордують тебя черти! Опять задает дядька Мирон!»

− Хочешь, я произведу тебя, герой, в унтер-офицеры? − Граф Воронцов пытливо посмотрел на егеря.

− Только не это, ваш сясь. Благодарствую. Кошкой, котора ловит мыша в зеркале, я уже был при Зырянах 31. В рядовых оно мне сподручней со смертью обняться будет.

− Как знаешь, герой. Ни пуха тебе, ни пера!

Главнокомандующий бойким скоком въехал на охристую хребтину солончака. Конь, попадая задними на глинистый сланец, оскальзывался, пружиня, наддавал на все ноги, храпел, но граф в надежной посадке крепко сидел на его спине.