Анна Богданова - Пять лет замужества. Условно

– Где я? – спросил он, явно ничего не понимая.

– В моей машине, – ответила Анфиса.

– А, невеста! Я не забыл! Мы сегодня женимся или как? – уточнил он и залпом выхлестал полбутылки джина.

– Сегодня, – Распекаева была настроена решительно и решила ковать железо, пока горячо. – Сегодня пойдём в загс, как раз суббота.

– А куда мы едем?

– В Москву.

– Это хорошо.

– Витёк, а кто вы по профессии? Кем в N работаете?

– Бухгалтер я, у аптекаря нашего работаю.

– У Косточкина? – оживилась Анфиса.

– У него, – сказал Витёк, усмехаясь.

И тут же завязался разговор о энцах, из которого наша героиня хоть ничего нового для себя и не узнала, но на сердце у неё полегчало – по крайней мере, новый знакомый и её будущий муж в одном лице действительно был из N, раз знает всех этих гнусных людишек, с которыми Анфиса провела чуть больше двух месяцев своей жизни. Потом жених решил узнать побольше о будущей супруге, спросив в свою очередь, где она работает, есть ли у неё дети, и была ли она когда-нибудь замужем. Узнав, что Анфиса торгует нижним женским бельём, детей у неё нет, а в браке она, как и он, никогда не состояла, Витёк пришёл в полный восторг и, допив джин, крепко поцеловал Распекаеву в губы:

– Я тебя прям как увидел, сразу полюбил! У нас в городе и баб-то нормальных нет – все какие-то с приветом! А тебя мне Бог послал! – на этой радостной ноте новенькая серебристая «Нексия» припарковалась у Анфисиного подъезда и с горем пополам наши путешественницы, поддерживая окосевшего Витька, ввалились в квартиру.

Люся носила вещи из машины. Жених потребовал выпить чего-нибудь, Анфиса налила ему рюмку коньяка и засуетилась, забегала...

Первым делом она, наказав компаньонке сторожить Витька, чтоб тот никуда не сбежал, кинулась на родной рынок и купила ему чёрный свадебный костюм со скидкой, белую рубашку и пару носков. Примчавшись домой, Распекаева нашла пустую бутылку коньяка и жениха на грани невменяемости, но это ничуть не смутило её, к тому же Витёк, натягивая новую кипенную сорочку, уверял будущую жену, будто он вообще-то не пьёт, и если он сейчас в таком виде, так на то есть веская причина.

Ровно в полдень новенькая серебристая «Нексия» уже стояла у входа в загс. Анфиса в алом атласном платье, накинув на плечи шубу, вылетела из машины, держа в руках набитую деньгами сумочку, и, велев жениху с «подругой» ждать её тут и никуда не отходить, ринулась в храм Гименея.

Там, натыкаясь на невест в пышных белых юбках и женихов, похожих на кузнечиков в своих чёрных костюмах, на их подгулявших родственников, она искала нужный кабинет, где ставят печати и женят (она даже спросила у полной радостной дамы с красной лентой на внушительном бюсте: «Где тут ставят печати о вступлении в брак?»). Как вдруг увидела женщину в лиловом костюме, что открыла неприметную серую дверь и крикнула:

– Зайцевы! Пройдите! – но Зайцевы отчего-то не проходили – то ли испугались, то ли передумали вступать в законный брак, и тогда Анфиса, не будь дурой, просочилась в кабинет вместо Зайцевых.

Что там было да как – об этом история умалчивает. Брачующиеся видели лишь, что дама в алом платье скинула на пол шубу и рухнула в кабинете на колени. Наверняка, она умоляла, приводила веские аргументы, пускала в ход придуманные только что трагические истории о том, например, что она на третьем месяце беременности, а Витя (виновник её теперешнего положения) – капитан дальнего плавания, и что если их сейчас же не распишут, то оставят будущего ребёнка без отца, а её саму глубоко несчастной, потому что жених её слишком легкомысленный тип и в любую минуту способен найти другую женщину и обвенчаться с ней. Естественно, не обошлось и без так называемого «подмазывания», потому что вышла она из кабинета со сдувшейся, плоской сумочкой. Но Анфиса уже давно привыкла к тому, что «не подмажешь – не поедешь». Она уговаривала, просила, даже слезу, наверное, пустила... Да мало ли что она там, в кабинете, делала? Согласитесь, это совершенно неважно – главное результат. А он был.

Пока невеста осыпала Зайцева упрёками за его непростительное опоздание и ревела, размазывая тушь по щекам, наша героиня выгребла из машины, конечно, не без Люсиной помощи, своего энского жениха и приволокла его в кабинет.

– Вот! Вот он! Быстрее, быстрее! Вот паспорта! Пожалуйста, поскорее! – суетилась она, подпихивая женщине в лиловом костюме два паспорта.

– Невеста! Вы не будете менять свою фамилию на фамилию...

– Нет, нет, нет, – поспешила ответить невеста.

– Вы согласны взять в жёны... – хотела было спросить сотрудница загса, но Анфиса перебила её, торопливо заверив, что и он и она на всё согласны.

– Да не убегу я, голубка моя! – промямлил Витёк и, трогательно прижав невесту к груди, прилюдно поцеловал её в губы, пока оформлялись бумаги. Люся стояла и блаженно смотрела на брачующихся, после чего восторженно пролепетала:

– Прямо как в кино!

– Вот, свидетельство о браке, паспорта, – и женщина в лиловом костюме отдала Анфисе документы. – Мы поздравляем вас от всей души. Кольца потом, надеюсь, купите.

– Купим, купим, спасибо вам огромное! – поблагодарила Анфиса, и они с Люсей снова поволокли жениха к машине.

Бракосочетание подействовало на Витька должным образом. Он пришёл в восторженно-возбуждённое состояние, не желал выпускать молодую жену из объятий и поминутно просил выпить, отметить сие светлое и важное событие в его жизни. Это продолжалось до следующего утра – купив на обратном пути ящик шампанского и пять бутылок коньяка, Витёк усадил законную жену в спальне напротив себя и, не отпуская ни на минуту, пил за их совместное счастливое будущее. Анфиса всё надеялась, что её муж, наконец, опьянеет и уснёт, но он отчего-то пил и не пьянел, в туалет водил её под конвоем, в результате чего наша героиня целые сутки провела, отбиваясь от настойчивых приставаний и законных требований супруга получить то, что обычно должен получить от жены муж в первую брачную ночь.

– Вы пьяны! Оставьте меня! – кричала Анфиса.

– Ты должна выполнить свой супружеский долг! – настаивал Витёк. – Для чего ж я на тебе женился?

– Я к тебе ещё не привыкла! Нельзя подождать?

– Не-ет! – и он кидался на неё, как дикий зверь, разрывая крепкими белыми зубами её ночнушку.

– Да вы с ума сошли! Пустите меня! Я даже вашей фамилии не знаю! Вы мне даже не дали прочитать «свидетельство о браке»!

– А чего его читать? Нечего его читать! Главное – чувства! – стоял на своём муж. Так продолжалось до восьми утра понедельника. В конце концов героиня наша, совершенно обессилевшая от борьбы с новоиспечённым супругом, сдалась. Закрыв глаза, она попыталась уснуть, не обращая внимания на страстные поцелуи и нежные объятия Витька, но этого ей сделать не удалось, потому что свалившейся с неба муж целовал её так, как не целовал никто на свете – ни старый хрыч Акоп Акопович Колпаков, ни сопливый Митенька, ни все те нужные ей любовники, что были до них. Даже Юрик Эразмов, которого она всё-таки любила когда-то – и тот не умел так отменно целоваться. «И чего я, дура, больше суток сопротивлялась! Право же, иногда я бываю такой глупой!» – промелькнуло у неё в голове, и она отдалась этому своему необъяснимому, безрассудному чувству к совершенно незнакомому ей человеку. И сейчас, именно сейчас, как никогда, ей было наплевать на Эразмова, который, не обнаружив её в гостинице, гнался за ней в Москву, на всполошившихся энцев, которые как раз в этот момент распахнули дверь её номера и, никого там не увидев, остолбенели, изобразив немую сцену, описанную великим Гоголем в «Ревизоре». Её даже не волновало в эту минуту тётушкино наследство – она будто забыла о нём, будто квартира на набережной, счёт в швейцарском банке, золото, дача, бриллианты – всё это стёрлось из её памяти, а сама она оказалась в том своём сне с матовым, не искрящимся песком на берегу моря, с небом без солнца и облаков, жёлто-лилового цвета... Как будто лежит она на поверхности голубого, слабо волнующегося моря, и лёгкий ветерок играет её длинными волосами... Но главное даже не это, а то, что Анфиса наверняка знает – никакой это не сон. Это явь, и она в раю.