Джеральд Даррелл - Мясной рулет (Встречи с животными)

Строя гнезда, ткачи не только превзошли других птиц в мастерстве плетения - они научились даже узлы завязывать! Их гнезда накрепко привязаны к веткам, и оторвать их удается не сразу. Однажды я наблюдал за ткачиком, закладывавшим, так сказать, фундамент своего гнезда, - это было нечто поразительное. Он решил подвесить гнездо на кончике тонкой веточки в середине кроны и подлетел к ветке с длинным пальмовым волокном в клюве. Когда он опустился на ветку, она заходила под ним ходуном - он едва удерживался, хлопая крыльями. Наконец, кое-как уравновесившись, он принялся вертеть в клюве пальмовое волокно, пока не перехватил его точно посередине. Затем попытался обернуть волокно вокруг ветки, чтобы оба конца свисали с одной стороны, а петля - с другой. Ветка качалась, и ткачик два раза ронял волокно - приходилось лететь вниз, подбирать, но все же он ухитрился перекинуть волокно через ветку, как ему хотелось. Тогда он прижал волокно лапкой, чтобы не сползало, а сам нагнулся вниз головой, рискуя свалиться, и, пропустив свободные концы волокна в петлю, туго затянул их клювом. Затем он еще несколько раз слетал за новыми волокнами и повязал их на ветку. Целый день он сновал туда-сюда, пока на ветке не оказалось двадцать или тридцать крепко привязанных волокон, свисавших вниз странной бородой.

К сожалению, дальнейшие стадии постройки гнезда я пропустил и увидел его уже пустым - должно быть, самка вывела птенцов и улетела. Гнездо напоминало бутылку с узким круглым входным отверстием, прикрытым навесиком, сплетенным из пальмовых волокон. Я попробовал было оторвать гнездо от ветки, но не тут-то было - пришлось ломать всю ветку. Потом я попробовал "взломать" гнездо и заглянуть внутрь. Но пальмовые волокна были так крепко переплетены и запутаны, что понадобилась уйма времени и сил, чтобы их разорвать. Подумать только: птица соорудила эту потрясающую конструкцию без всяких инструментов, при помощи клюва и пары лапок!

Четыре года назад, приехав в Аргентину, я заметил, что в пампе почти все пни или столбы заборов были увенчаны диковинными глинобитными сооружениями, по размерам и форме напоминающими футбольный мяч. Поначалу я принял их за гнезда термитов: очень уж они напоминали подобные сооружения, встречающиеся повсюду в Западной Африке. Но только когда я увидел восседающую на верхушке одного гнезда маленькую осанистую птичку размером с нашу малиновку, с буровато-коричневой спинкой и серой манишкой, я понял, что это - гнезда печников.

Как только мне попалось брошенное гнездо, я осторожно разрезал его пополам и рассмотрел, поражаясь искусству строителя. Мокрая глина была замешена вместе со стебельками сена, корешками и шерстинками, что придавало конструкции дополнительную прочность. Стенки гнезда были примерно в полтора дюйма толщиной. Снаружи оно не отделано - не оштукатурено, так сказать, - но изнутри выглажено и отполировано до зеркального блеска. Входом в гнездо служило небольшое отверстие в виде арки, напоминающей церковные врата, а вело оно в узкий коридор, огибавший наружный край гнезда и кончавшийся круглой гнездовой камерой, выстланной мягкими корешками и пухом. Все вместе сильно смахивало на спиральную раковину.

Как я ни старался найти хоть одно гнездо в процессе стройки, обследуя громадные пространства, мне не везло - у всех птиц уже вывелись птенцы. Но все же одно незаконченное гнездо я отыскал. В Аргентине печники встречаются повсеместно и очень напоминают нашу английскую малиновку - так же склоняют набок головку, разглядывая вас блестящими темными глазками. Пара птичек, занятая постройкой гнезда, не обращала на меня ни малейшего внимания при условии, что я не подходил ближе чем на двенадцать футов. Но иногда то одна, то другая пичужка подлетала поближе, внимательно рассматривала меня, склонив головку набок, потом встряхивала крылышками, как будто пожимала плечами, и возвращалась строить гнездо. Как я уже сказал, оно было достроено только до половины и прочно закреплено на столбе изгороди, как на фундаменте; стены и внутренняя стенка коридора уже были выведены на высоту в четыре-пять дюймов. Оставалось только покрыть все строение куполообразной крышей.

Ближайшее место, где можно было набрать влажной глины, находилось примерно в полумиле от гнезда, на берегу неглубокого залива. Птички прыгали у самой воды, суетились, хотя не теряли чувства собственного достоинства, и то и дело пробовали клювом глину. Глина требовалась строго определенной консистенции. Отыскав подходящее местечко, птицы начинали весело прыгать вокруг, собирая мелкие корешки и кусочки травы; казалось, что из битком набитых клювиков вдруг выросли длинные моржовые усы. С грузом этой растительной арматуры птички отправлялись на облюбованное местечко и ухитрялись, не выпуская ее из клюва, с ловкостью цирковых жонглеров набрать еще и порядочное количество глины. Забавными движениями клювов они прессовали полученную массу, и их "моржовые усы" принимали чрезвычайно неряшливый, запущенный вид. Тогда птички с приглушенным, но торжествующим писком летели обратно к гнезду. Лепешку из глины помещали в намеченное место на стенке и до тех пор утаптывали, укладывали и приколачивали ее клювом, пока она не сливалась с готовой стенкой в одно целое. Затем птицы забирались в гнездо и наводили лоск на новый участок, выглаживая его клювами, грудками и даже наружной стороной крыльев, чтобы добиться требуемого зеркального блеска.

Когда осталось доделать только самую верхушку крыши, я принес на берег озера несколько ярко-алых шерстяных нитей и разбросал возле того места, где печники добывали глину. Немного времени спустя я подошел к заливу и с величайшей радостью увидел, что печники уже собрали мои нитки. Потрясающее зрелище: маленькие буроватые птички с ярко-алыми усами! Они вмонтировали шерсть в верхушку гнезда, и я уверен, такое гнездо, увенчанное чем-то вроде приспущенного красного вымпела, было единственным во всей пампе.

Птицу-печника можно назвать мастером-строителем: ведь его гнездо можно разбить только молотком, да еще не с одного удара. Некоторые голуби бросаются в другую крайность: они не имеют ни малейшего понятия о том, что такое приличное гнездо. Четыре-пять прутиков, как попало приткнутых на ветке, кажутся среднему голубю сверхсложным архитектурным сооружением. На эти ненадежные помостики и откладываются яйца - обычно не более двух. Стоит ветру повеять в кроне, как дурацкое гнездышко начинает трястись и качаться того и гляди, яйца вывалятся на землю. Как голубиной паре удается вырастить хотя бы одного птенчика, до сих пор не пойму.

Я прекрасно знал, что голуби - никудышные, бестолковые строители, но о том, что их гнезда могут оказаться опасными для натуралиста, не догадывался. В Аргентине мне пришлось это испытать на собственном опыте. Я набрел на небольшой лесок на берегу реки в окрестностях Буэнос-Айреса. Все деревья, высотой не больше тридцати футов, были так густо усеяны голубиными гнездами, что образовалась настоящая колония. На каждом дереве было по тридцать, а то и по сорок гнезд. Проходя под деревьями, я видел сквозь небрежно набросанные ветки то толстое брюшко птенца, то поблескивающую скорлупу яиц. Гнезда казались такими непрочными, что мне хотелось идти на цыпочках - как бы ненароком не нарушить своими шагами и без того ненадежное равновесие.