Дмитрий Немельштейн - Закономерности и метаморфозы этногенеза. Пять очерков о закономерностях взросления народов

Предмет моего небольшого исследования – попытка рассмотреть процесс развития чеченского народа с момента его появления на исторической сцене по настоящее время.

Задача: рассмотреть взаимодействие этого народа с окружающими его этносами.

Цель (помимо стремления осветить процесс взросления чеченского общества): показать, что именно взаимодействие с русским этносом является доминантой развития чеченского этноса независимо от чьего-либо желания.

Процесс этот начал разворачиваться в недалёком хорошо освещённом источниками историческом прошлом и продолжает до сих пор разворачиваться на наших глазах всё в тех же рамках перехода чеченского общества из состояния «детства» (через отрочество и юность) в состояние зрелости, сопровождаясь огромным выбросом энергии, неуёмной жаждой деятельности (пассионарный импульс, пассионарный подъём). Это даёт уникальную возможность рассмотреть его (этот процесс) в определённых деталях, не впадая, тем не менее, в скрупулёзную мелочность. И, соответственно, это – попытка проследить судьбу той части русского этноса, которая издревле проживала на территории современной Чечни.

Поначалу мне не очень ясно представлялась форма, в которую эта работа будет облечена, но то, что она не будет перегружена ссылками на бесчисленное количество больших и малых исследований, сделанных в разное время талантливыми и просто добросовестными этнографами, историками и этнологами, я знал определённо. Это связано с тем, с одной стороны, что многие уже имеющиеся в этих областях достижения стали аксиомами, авторитетность которых не требует подтверждения. С другой стороны, для того, чтобы сделать необходимые обобщения, укладывающиеся в русло последних открытий в области этнологии, меня вполне удовлетворило то небольшое количество написанных в разное время разными авторами работ, которое я изучил с надлежащим тщанием. Таким образом, я не претендую на особую оригинальность этой работы. Приведённые же мною некоторые уточнения и связанные с ними полемические замечания лишь подкрепляют те диалектически верные выводы, которые, благодаря Л. Н. Гумилёву, стали общепризнанным фактом.

Ещё раз повторю, что цель этой работы состоит в том, чтобы высветить ряд единых во всех случаях закономерностей этноразвития в основном на этапе пассионарного взрыва (в соответствии с теорией Л. Н. Гумилёва) или, говоря иным языком, на этапе перехода этноса из состояния детства в состояние зрелости. Ведь не обладающему диалектическим мышлением человеку, даже если он оперирует гигантской суммой знаний, бывает нелегко понять сущность тех или иных явлений, а более всего – процессов. И порицать тут не за что даже специалиста. Образ мышления не у всех одинаков. Но разве это не замечательно?

Подчеркну, что моя работа не носит коньюктурного характера (я делал для этого всё возможное), и в ней нет и малейшего намерения преувеличить или умалить роль, а тем более обелить или очернить, кого-либо из участников процесса этноразвития. В данном контексте я полностью разделяю давно назревшее и очень конструктивное замечание прекрасных учёных М. Блиева и В. Дегоева, сделанное ими по поводу такого грандиозного исторического события, каковым являлась Кавказская война XIX века:

«Чтобы Кавказская война обрела, наконец, давно заслуженный ею статус научной проблемы и перестала служить предметом идеологического надзора или экзотическим сувениром, необходимо отказаться от традиционного отождествления её наружного облика с внутренней сутью. И тогда из-под толщи „антиколониального грима“ проступит её подлинная природа, определяемая формулой: Кавказская война – это одна из многообразных локальных вариаций перехода к классовому строю, лишь подтверждающая общие закономерности исторической жизни человечества» [2, с.592].

Так, колониальная политика России на Северном Кавказе в XIX-ом веке и связанное с нею, национально-освободительное движение – в данном случае, чеченского народа – не являются предметом моего исследования сами по себе. Ведь это – лишь одна из сторон этногенеза на уровне сознательного – то, во что оформилось в человеческом сознании внешнее проявление этногенеза чеченцев и русских. Глубинная же сущность столь длительного и кровавого события, каковым явилась Кавказская война XIX-го века, состоит в том, что приход России на Северный Кавказ совпал с начальным периодом пассионарного подъёма (взрыва) в тогда ещё разрозненной чеченской среде, явился в решающей степени стимулятором этого подъёма (взрыва) и вывел, по существу, чеченцев на просторы современного мирового развития. Вне подобных событий не родился ни один народ, так или иначе влияющий на общемировое развитие. Именно с энергией такого пассионарного взрыва и именно со стороны чеченского этноса (прочие народы Северного Кавказа находились в иных состояниях этногенеза) столкнулась Россия. Энергия этого грядущего взрыва начала выделяться и растрачиваться уже в XVII-ом веке. Бурление и накал страстей усилились в XVIII-ом веке с приходом на Северный Кавказ регулярных войск русской армии. Сам же собственно взрыв произошёл в веке XIX-ом. И если бы на пути этого взрыва не оказалось такой необъятной глыбы, какой была Россия, энергия его разлилась бы далеко за пределы Северного Кавказа. Но на всё воля Божья, и этот разрушительно-созидательный процесс (разрушалось одно, созидалось другое) бурлил в северокавказском котле пятьдесят лет, где и затих на некоторое время в соответствии с естественными законами волнообразного движения. В наши дни мы наблюдаем очередной мощный всплеск всё того же пассионарного взрыва. Пусть этот взрыв отчасти спровоцирован (сознательное в естественном), но он точно укладывается в рамки закономерностей этногенеза как естественного процесса, не зависящего от человеческого сознания и осуществляемого только по воле Божьей.

Очевидно, что самое беспристрастное и непредвзятое исследование – особенно в столь деликатной сфере, которую затрагиваю я – проведённое в угоду истине, чаще всего подвержено критике со всех сторон, в то время как написанное из коньюктурных соображений в угоду одной из сторон, преимущественно противоположной стороной и критикуется. Мне хочется верить, что в поисках истины я, если и заблуждался кое в чём второстепенном, то непреднамеренно, и беспристрастность в главном сумел сохранить. Но согласится ли с этим иной небеспристрастный читатель?