Александр Севастьянов - Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности

Сказанное выше означает, что достижения той или иной национальной культуры нельзя рассматривать в отрыве от константы: имманентных черт национального характера – и наоборот. История русского народа, в частности, если мы хотим понимать ее более-менее правильно, требует внимательного изучения русской культуры. Одновременно история русской культуры не может рассматриваться вне контекста истории русского народа. Поскольку не только биологическое (в большей степени), но и историческое (в меньшей) оказывает влияние на формирование национальных архетипов. И ключевой вопрос в этом случае ставится так: а что же такое собственно русская культура, когда, в чем и почему она проявилась с максимальной полнотой? По каким образцам ее лучше всего изучать, исследуя связи с национальным русским характером?

Главная проблема, возникающая при такой постановке вопроса, состоит в том, что для историка именно русской культуры всегда крайне остро стоит вопрос о заимствованиях. И о той границе, где эти заимствования, по диалектическому закону перехода количества в качество, меняют национальную природу собственно русской культуры. Эта проблема встает на протяжении последнего тысячелетия каждый раз, когда наблюдаются заимствования от Византии, от мусульманского (и не только) Востока, от Запада. Несомненно, русское национальное начало, связанное с национальным характером, пробивалось и сквозь иностранные и инородные влияния. Но насколько полно в том или ином случае? Рассмотрение этого вопроса также лежит в центре внимания данной монографии. Но прежде чем перейти ко всему этому, необходимо сделать два отступления.

Отступление первое: о методе.

Здесь уместно сказать несколько слов об авторском методе работы.

В свое время крупный историк Матвей Александрович Гуковский, завкафедрой истории Средних веков истфака ЛГУ и руководитель научной библиотеки Эрмитажа, ввел в оборот (в связи с полемикой вокруг Л. Н. Гумилева) весьма меткое наблюдение. «Он разделил историков на „мелочеведов“ и „синтетиков“. Синтетики создают целостные научные концепции, а мелочеведы исправляют их „частные ошибки“» 4 4 Беляев С. С. Гумилев сын Гумилева. – М., Астрель, 2012. – С. 333. .

Относя себя, безусловно, к синтетикам, автор этих строк далек от пренебрежительного отношения к мелочеведам, напротив, относится к ним с величайшим почтением. Поскольку именно мелочеведам любой синтетик вообще обязан самой возможностью синтезировать историю. Образно говоря, в любой отрасли, включая литературу, искусство, историю и т.п., творческие люди бывают двух типов. Одни из них изобретают и творят «кирпичи», средства творчества – материалы, приемы и технологии (слова и выражения, термины и понятия, ноты, краски, тысячи фактов и фрагментов знания и т.п.), другие же из этих кирпичей создают в свободной творческой игре дворцы и храмы. Примером первого типа могут служить в музыке Вивальди и Гайдн, второго – Моцарт; в русской литературе первый тип представлен Сумароковым, Херасковым, Фонвизиным, Ломоносовым, Державиным и др., второй – Пушкиным. И т. д.

К тому времени, когда автор увлекся темой «Золотого века» русского искусства, основной фонд «кирпичей», из которых можно сложить подобное здание, был уже создан трудами многих исследователей в самых разных областях. Тут приходилось неукоснительно следовать завету Б. Ф. Поршнева, который утверждал, что «ученому все дозволено – все перепроверить, все испробовать, все продумать, не действительны ни барьеры дипломов, ни размежевание дисциплин. Запрещено ему только одно: быть неосведомленным о том, что сделано до него в том или ином вопросе, за который он взялся» 5 5 Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории. – М., «ФЭРИ-В», 2006. – С. 14. . Автор постарался этого избежать.

Мне не довелось работать в экспедициях или участвовать в археологических раскопках, в трудах реставраторов, мало пришлось обращаться к архивам, благо важнейшие документы эпохи давно опубликованы или описаны. На моем счету почти нет детальных исследований отдельных имен, фактов, явлений, нет громких атрибуций и т. п. Свою задачу я видел в том, чтобы опираясь на уже имеющиеся наиболее авторитетные исследования, осуществить синтез, взглянуть на проблему с высоты птичьего полета и понять общую картину, как она видится на данный момент. Пройдут годы, какие-то детали этой картины будут непременно пересмотрены, и тогда понадобится новый синтез, чтобы получить новую общую картину, исправленную и дополненную. Но пока этого не случилось, я предлагаю для ознакомления и осмысления то, что есть.

В связи со сказанным хочу перечислить основных авторов, чьи труды по русской истории и искусству XVI—XVII вв. сыграли для настоящей монографии роль опорных, основополагающих: Александровский М., Алпатов М. В., Астафьева Н. А., Баранова С. И., Баталов А. Л., Бекенева Н. Г., Брюсова В. Г., Бусева-Давыдова И. Л., Вилкова M.В., Виппер Б. Р., Висковатов А. В., Вишневская И. И., Власова О. М., Гамлицкий А. В., Глазунова О. Н., Горностаев Ф. Ф., Грабарь И. Э., Забелин И. Е., Заграевский С. В., Ильин М. А., Кириченко Е. И., Кирпичников А. Н., Ковригина В. А., Комаров И. А., Комашко Н. И., Кравченко А. С., Кузнецова О. Б., Лазарев В. Н., Лясковская О. А., Мартынова М. В., Мартынова Т. В., Маясова Н. А., Муратов П. П., Немировский Е. Л., Нерсесян Л. В., Овчинникова Е. С., Орленко С. П., Панченко А. М., Подъяпольский С. С., Постникова-Лосева М. М., Раппопорт П. А., Робинсон А. Н., Руднева Л. Ю., Савина Л. Н., Сарабьянов В. Д., Сидоров А. А., Смирнова Э. С., Соболев Н. Н., Тихомирова Е. В., Усачев А. С., Уткин А. П., Филюшкин А. И., Хромов О. Р., Цицинова О.А, Черникова Т. В., Черная Л. А., Языкова И. К. По ходу повествования мне не раз доводилось на них ссылаться, а также цитировать, подчас обильно, поскольку лучше них тот или иной тезис никто не изложил, а пересказывать их тексты своими словами – занятие пошлое и пустое. С некоторыми из названных авторов пришлось полемизировать, но это не лишает их заслуженного места в списке.

В свое оправдание хочу привести строки из лучшей биографии Л. Н. Гумилева: «Безусловно, историку надо извлекать факты из исторических документов, а не из книг предшественников. Но, с другой стороны, если бы Гумилев пользовался таким старым, надежным дедовским методом, никогда бы он не создал пассионарной теории этногенеза, не написал бы даже половины своих книг. Метод Гумилева – брать факты из обобщающих монографий и сопоставлять – был единственно возможным… Историки в большинстве своем не ценят теоретиков… Но совсем без теории нельзя, и вот историки идут на поклон к философам и социологам, хотя те создают совершенно умозрительные модели» 6 6 Беляев С. С. Гумилев сын Гумилева… – С. 719—720. . Но умозрительные, далекие от реалий жизни и истории модели, вообще спекулятивная философия – это как раз то, что для автора этих строк в принципе неприемлемо и без чего он стремился обойтись, сознательно убегая от всякой схоластической отвлеченности и псевдонаучного блудословия, свойственного «науке мнений» в отличие от «науки фактов и знаний».