М. Воробьев - Русская история. Часть I

И вот осада снята. Скопин входит в Москву, тушинцы бегут. Тушино разорено, сожжено самими тушинцами, и Шуйский может вздохнуть спокойно. Наконец-то какое-то регулярное войско, полководец, который не проиграл ни одной битвы. Страшное позади.

Но в апреле скоропостижно умирает Скопин-Шуйский, ему 24 года, и все говорят о том, что он попросту отравлен. Здесь Василия Шуйского не надо винить — он обожал своего племянника и рассчитывал, что оставит ему царство. Говорили о том, что отравил его Дмитрий, брат Василия Шуйского, человек {стр. 91} скудоумный и очень гордый. Может быть. А может быть, его жена — дама, которая была на многое способна. Трудно сказать. В это время к Москве уже движется польское войско. Оно под Вязьмой. Навстречу выходит русское войско, но во главе его не Скопин-Шуйский, а Дмитрий Шуйский. В битве при селе Клушино русское войско разбито наголову, и поляки подходят к Москве. Создается ополчение, и вот летом 1610 года брат Прокопия Захар Ляпунов в Кремле сводит с царства царя Василия. Он вынужден уехать на свой собственный боярский двор, а потом его на всякий случай постригают насильно в монахи. Он сам молчал во время пострига, а все положенные слова произносили за него, и хотя патриарх Гермоген не признал этого пострижения, т. к. оно было насильственным, тем не менее Василий Шуйский сходит с политической сцены.

А кто приходит — ополченцы, Ляпунов? Они пришли не одни — с казаками. И вот они сразу пытаются устроить нечто вроде временного правительства. Это не земский собор, но все-таки собрание представителей служилого сословия, где решают, что надо делать. Если прочитать договор, который был написан в 1609 году, то совершенно очевидно, что дворянство не желает никаких казаков, никаких поляков, оно хочет одного — порядка. Нужен человек, который все возглавит.

Патриарх Гермоген уже тогда говорил о Михаиле Романове, сыне митрополита Ростовского Филарета (это тот самый Федор Никитич Романов, который во времена Бориса Годунова был сослан и пострижен в монахи с именем Филарет). Но в Кремль входят поляки, их приветствует боярство. Начинается самый отвратительный период управления страной, который называется «периодом семибоярщины». Несколько бояр и близких к ним людей воображают, что они могут править страной, при этом хорошо понимая, что им никто не собирается подчиняться.

Срочно вырабатывается план: подыскать подходящего монарха, который бы царствовал, но не правил. И вот в эти высокоодаренные головы входит мысль о том, что надо пригласить на московский престол сына польского короля Сигизмунда — Владислава. Сигизмунд был не поляк, он был швед. Его самого когда-то выгнали из Швеции, но он сумел устроить так, чтобы его избрали на польский престол. Чтобы понравиться полякам, он поощрял изо всех сил и униатов, и иезуитов, и фанатиков. И вот его сына Владислава прочат в московские цари. Конечно, прежде он должен был принять Православие — это очевидно. Конечно, он не должен никого казнить, наказывать, возвышать — все будут делать бояре.

Поляки сидят в центре Москвы, в Кремле, вместе с боярами; Смоленск с 1609 года осажден поляками, которые нарушили всякие перемирия. Там постоянно находится русское посольство с митрополитом Филаретом, которое пытается что-то делать. А здесь анархия. Казаки и ляпуновское ополчение пытаются поляков выкурить из Москвы, но поляки сжигают всю Москву, кроме Кремля, чтобы легче было обороняться. В боях в Китай-городе был тяжело ранен участник ополчения князь Дмитрий Пожарский. Прокопий Ляпунов вскоре будет убит казаками — они не простят ему желания навести порядок в стране, казаки порядка не желают. Он будет вызван на казачий круг и зверски убит. И все — конкурентов уже нет, нет инициативных людей.

И в этот момент наступает час патриарха Гермогена. Он находится сначала на положении полуарестованного, не может выйти из Кремля, но ему еще дают служить в Успенском соборе. Потом режим его содержания все ужесточается, и наконец его просто заточают в подвалах Чудова монастыря. Но и в то время, когда он еще мог свободно служить, и в то время, когда он уже заточен, он находит способы рассылать грамоты по русским городам, где пишет следующее: казаки — изменники, никаких поляков на московском престоле, ни в коем случае не избирать сына Марины Мнишек от «тушинского вора». И вот фактически он один противостоит и «семибоярщине», которая хочет заставить его признать Владислава, и тем, кто присягал Владиславу, и тем, кто просто жаждет усиления анархии. И именно его голос, его мнение играют совершенно особую роль. После его грамот действительно начинается волна национального подъема по стране, и тогда земский староста Козьма Минин в Нижегородском соборе обращается с призывом собирать деньги на ополчение, на освобождение страны, Москвы от захватчиков, насильников, воров.

Отчасти всему этому помог сам Сигизмунд. Казалось бы, дело было сделано: Владиславу уже кое-кто даже присягал. Но ему в этот момент захотелось, чтобы не Владислава избрали на московский престол, а его, Сигизмунда. Как выяснилось в дальнейшим, кусок был чересчур велик. Такой умный, серьезный и одаренный человек, как гетман Жолкевский, победитель при Клушино, который сделал все, чтобы утвердить поляков в России и организовать избрание Владислава, как только получает соответствующую инструкцию своего короля, тут же слагает с себя все обязанности и уезжает в Польшу: он прекрасно понимает, что сделать уже ничего не удастся.

Продолжается осада Смоленска, и он будет взят поляками, когда уже фактически не останется в живых ни одного защитника и некому будет стоять на стенах, в проломах стен. И когда воевода Шеин попадет в плен, то поляки его начнут пытать, чтобы он объяснил, как это удалось так долго оборонять город.

Начинается второе ополчение, во главе которого встает Козьма Минин как организатор и Дмитрий Пожарский, которого уговорили возглавить ополчение как человека военного. Оно движется чрезвычайно медленно — мало денег. Ополченцы к тому же не регулярная армия, и когда они осенью 1612 года подходят к Москве, то патриарха Гермогена уже нет в живых, он умер в январе 1612 года от голода в заточении в Чудовом монастыре. Но уже для всех очевидна тщетность попыток и Владислава, и Сигизмунда; для всех уже очевидна предательская деятельность бояр.

И вот ополчение у стен Москвы, но в это время к Москве подходит обоз и небольшой отряд поляков гетмана Хаткевича. Дело в том, что первое ополчение держало поляков в осаде, и они там сильно {стр. 92} голодали. Начинается битва, она идет на территории современного Замоскворечья; ополчение не может разбить поляков, профессионалов; казаки, которые были вместе с ополчением, в бою не принимают участия, они пьянствуют в своем таборе. И вот тогда там появляется Авраамий Палицын, келарь Троице-Сергиевого монастыря. Что он говорил казакам, сказать трудно: сулил ли он им златые горы, или обещал отпустить им немалые грехи, или взывал к их национальным чувствам, или, наоборот, объяснял, что в польском обозе очень много добра (может быть, как раз последний довод сыграл решающую роль), — короче говоря, казаки неожиданно бросаются в битву, и поляки разбиты.