М. Воробьев - Русская история. Часть I

И Владимир крестился. Но принцесса Анна не ехала, присылать ее не торопились, и вот тогда последовало нападение на Корсунь. И становится понятным, почему Корсунь не была разграблена. Взять-то он ее взял, а грабить не стал, поскольку уже получил соответствующее подтверждение из Византии. Но это означает лишь, что отношения с Византией были очень близкие; знали о том, что творится друг у друга, очень хорошо и, следовательно, все эти выдумки про посольства и про состязание вер — чисто литературное творчество. Тем более, что оно, действительно, не несет никакой положительной информации и существует только вне времени и пространства. Я бы сказал даже, что это своеобразный литературный штамп.

Но тогда получается интересная вещь. Мы ничего не знаем об архиереях, о церковнослужителях как раз того времени, когда происходит крещение Руси. Зато уже при Ярославе Мудром начинается счет митрополитов, ведется учет всех событий в митрополии и т. д. И вот здесь А. В. Карташев высказывает замечательную идею: зная, что собой представляют греки, Владимир, когда крестил Русь, вовсе не жаждал получить вместе с крещением церковную зависимость от греков, а иерархию пригласил из Болгарии, которая была тогда независима от Константинополя. И всем было хорошо. Но когда Болгария была разгромлена византийцами, то тут уже Россия автоматически попадала в сферу влияния Константинопольского Патриархата. Митрополиты пошли только греки, а они, имея колоссальное влияние и возможности, естественно, постарались, чтобы в летопись был внесен такой, прямо скажем, своеобразный рассказ о крещении Руси. Тем более что летопись велась в монастыре и летописец обязан был слушаться. Это надо тоже себе представлять.

Здесь много загадочного, и не нужно думать, что это— последнее слово; наверняка будут печататься еще и работы, и труды. И будут работать и историки, и филологи, но в целом история с крещением Руси в свете научных гипотез выглядит совершенно иной, чем та, которая, скажем, излагается у Толстого в «Истории церкви».

Теперь мы можем сказать, что помимо чисто документального материала — а это договоры Руси с греками, где просто идет текст: кто договаривался, с кем, где, каковы условия договора, каковы штрафы, кто, где, что будет хранить, когда приедет торговать, когда отдавать убитых или пленных, по какой {стр. 11} цене и т. д. (а летописец располагал этими договорами, текстами и включил их полностью в летопись, следовательно, задолго до написания «Повести временных лет» уже очень многое писалось и хранилось), — помимо очевидно существовавших первых древних летописей, может быть, «Свода Никона» и «Начального свода», имелись и определенные предания, которые так или иначе литературно обрабатывались. И вот одно из них — об апостоле Андрее, второе — о призвании варягов, причем здесь наверняка имеет место рациональное зерно (варяги, вероятно, действительно были призваны, и именно какие-то князья, то есть именно для того, чтобы основать династию). Наконец, литературное сочинение по поводу крещения Руси, рассказ о крещении Владимира в Корсуни, где он, как вы знаете, незадолго до крещения ослеп, потому что откладывал это, и прозрел в момент крещения, погружения в воду, — все это вполне убедительно само по себе. То, что написал по этому поводу А. В. Карташев, должно быть взято, что называется, назубок, и в «Повести временных лет» соответствующие статьи должны быть прочитаны.

Лучшее издание «Повести временных лет», наиболее для вас доступное, содержится в первом томе «Памятников литературы древней Руси» (Москва, 1978 г.). Это замечательное издание, осуществленное по инициативе и под редакцией Д. С. Лихачева, хорошо тем, что имеет параллельный текст: славянский, древний, и академический перевод. Перевод Д. С. Лихачева. Это очень хорошо сделано, с обстоятельным комментарием. Конечно, можно взять академическое издание в «Литературных памятниках», но это издание — редкость. Там очень большие комментарии — это чисто научное издание. Существуют, конечно, издания отдельные — фрагментами, в хрестоматиях по древнерусской литературе.

Сегодня я постараюсь рассказать о двух памятниках древнерусского законодательства — о «Русской правде» и «Церковном уставе» князя Владимира. Я прошу вас быть внимательными и стараться записывать как можно больше, потому что в учебниках подробного изложения на эту тему нет. До революции эти памятники изучались на спецкурсах, которые были посвящены истории права, чрезвычайно подробно и основательно. В советское время «Русская правда» изучалась в основном с двух позиций — как источник по классовой борьбе в древней Руси или как источник по истории социально-экономических отношений (это считалось более научным), т. е. кто чем владел, кто как покупал, платил штрафы и так далее. В лучшем случае изучался состав общества. Но именно в свете этой своеобразной традиции в учебниках обычно говорилось лишь о том, что существовал такой законодательный памятник, было законодательство, основанное на нормах, зафиксированных в «Русской правде». Этим обычно все кончалось.

Итак, древнерусское законодательство можно рассматривать под двумя углами зрения. Первый: как источники по истории права, т. е. не связывая непосредственно с жизнью общества, с проблемами социальными, экономическими, политическими, с церковной историей. Второй вариант, второй угол зрения — как источники именно по социально-экономической истории общества, как изображение тех или иных политических событий. Для нас это, конечно, гораздо важнее.

Само слово «правда» в древней Руси имело значение «суд», «закон». (Насколько это понятие деградировало, я думаю, очевидно для всех, кто держал в руках газету с таким названием). Открыты эти юридические памятники были всего в XVIII веке, то есть тогда, когда стала созидаться научная история России. С того времени не утихает и полемика вокруг этих памятников. Представьте себе, что до сих пор ученые спорят о том, когда возникли эти памятники, в какой среде и где территориально.

«Русская правда», т. е. памятник древнерусского законодательства, дошла до нас в трех редакциях. Редакции эти выделили ученые, и мы этой устоявшейся классификацией воспользуемся; «Краткая правда», или «Правда в краткой редакции»; «Пространная правда», или «Правда в пространной редакции»; «Сокращенная правда», или «Правда в сокращенной редакции». Сразу оговорюсь, что «Сокращенную правду» мы с вами рассматривать не будем, поскольку она никогда не имела значения законодательного акта. Это довольно поздняя компиляция из «Пространной Правды», и она уже не имела значения для социальной и политической жизни Руси.