М. Воробьев - Русская история. Часть II

Трудилась она около двух лет в поте лица, прочитав груду литературы. Но при этом вся ее работа свелась к тому, что она выписывала целые страницы из того же Монтескье, тщательно законспектировала трактат о преступлениях итальянца Беккариа, который тогда только что появился, читала немецких публицистов, которые писали о естественном праве и управлении государством. Сама она впоследствии очень точно оценивала свою работу. Посылая Фридриху немецкий перевод своего труда, она писала:

«Вы увидите, что я, как ворона в басне, нарядилась в павлиньи перья. В этом сочинении мне принадлежит лишь расположение материала да кое-где одна строчка, одно слово». Это правда: в некоторых случаях идет сплошной текст, выписанный из того или иного произведения, а ей принадлежит только заголовок. Это не были законы — это были пожелания самодержавной русской императрицы той комиссии, которая начнет работу над этими законами. В Наказе 600 с лишним статей, которые разделены на 20 глав, плюс две дополнительные. Называются эти главы весьма интересно: «О самодержавной власти в России и о подчиненных органах управления», «О хранилище законов» (т. е. о Сенате), «О состоянии всех, в государстве живущих» (о равенстве и свободе граждан), «О законах вообще», «О законах подробно» {33} (о согласовании наказаний с преступлениями), «О наказании» (Екатерина особенно следила за их умеренностью), «О производстве суда вообще», «Об обряде криминального суда» (уголовное право и судопроизводство), «О крепостном состоянии», «О размножении народа в государстве», «О рукоделии» (о ремеслах и торговле), «О воспитании», «О дворянстве», «О среднем роде людей» (о третьем сословии). «О городах», «О наследствах», «О составлении и слоге законов». В последней, двадцатой главе речь идет о разных статьях, требующих изъяснения (о суде за оскорбление ее величества т. е. о государственном преступлении, о чрезвычайных судах, о веротерпимости, о признаках падения и разрушения государства). В двух дополнительных главах речь идет о благочинии, или о полиции, и о государственной экономии, т. е. о доходах и расходах.

Мы видим, что это действительно весьма обширный труд. По мере того, как появлялись различные части ее произведения, Екатерина, будучи человеком очень практичным, давала их на прочтение близким ей людям — Панину и ряду других государственных деятелей. Панин отозвался обо всем этом очень дипломатично и вместе с тем высокопарно, сказав, что это аксиомы, способные опрокинуть стены. А дальше Екатерина нарвалась на жесточайшую критику. Критиковали в особенности — за статьи, касавшиеся положения крестьян в России. Екатерина в Наказе писала о необходимости освобождения крестьян. Говорят, что она это писала просто из риторических побуждений, но это не так — она была все же европейским человеком. Однако благородное российское дворянство отнюдь не собиралось лишаться источника средств к существованию и жизненного благополучия.

Екатерина стала вносить поправки. Печатный вариант Наказа — приблизительно четверть того, что она написала. Но все равно она считала, что это ее политическое завещание, политическая исповедь, и была очень довольна тем, что она ее написала. Вместе с тем она извлекла урок, что при всем желании вопроса о положении крестьян она решить не сможет, а следовательно, и не будет. В этом отношении она очень точно следовала поговорке о том, что политика — это искусство возможного.

Наказ — весьма любопытный документ. Это отражение общего состояния эпохи, и в то же время это отражение личных взглядов императрицы и тех взглядов, которые исповедовало ее окружение. При том что Наказ остался именно наказом и ничем иным, он представляет собой очень интересный и важный документ, потому что с него начинается определенное развитие умонастроений в нашей стране.

В 1767 году произошли выборы. Екатерина хотела, чтобы в большой Комиссии по составлению нового уложения были представлены абсолютно все категории населения, кроме, естественно, крепостных. Посадские жители могли попасть туда только в результате трехстепенных выборов, тогда как дворянство посылало своих представителей напрямую. Были здесь и свои несовершенства — какие-то заштатные городки имели право послать одного депутата, и Москва послала тоже одного депутата, хотя, конечно, какой-нибудь город Буй Костромской губернии и Москва — это все-таки разница.

Ключевский дает состав депутатов комиссии в процентном отношении. Это довольно любопытно. От правительственных учреждений — около 5 процентов (то есть в основном лица чиновные), дворянство — 30 процентов, города — 39, сельские обыватели — 14 процентов (государственные крестьяне и однодворцы), казаки, инородцы и остальные классы и сословия 12 процентов. Всего было избрано 564 депутата.

Каждый из них должен был привезти наказ от своих избирателей. Доходило до анекдотов: один архангельский крестьянин привез несколько сот наказов, тщательнейшим образом обойдя все погосты и деревни, которые он должен был представлять. Другие сводили нечто подобное воедино. Но все равно: при том, что депутатов было полтысячи, наказов оказалось полторы тысячи.

Чрезвычайно торжественно, с большой помпой были открыты заседания тронной речью императрицы в Грановитой палате. Век был сентиментальный, депутаты плакали, слушая речь матушки государыни, и попытались тут же поднести ей самые потрясающие титулы.

«30 июля 1767 года Екатерина открыла Комиссию нового уложения торжественным приемом в Кремле, куда она прибыла из Головинского дворца церемониальным поездом с гофмаршальскими жезлами, скороходами, статс-дамами и прочими величавыми украшениями, какие придумал век формулярных чувств и символического мышления». Ей поднесли титулы Великой, Премудрой, Матери отечества. Екатерина в изящном личном ответе депутатам и не приняла, и не отклонила поднесенного титула, а в записочке маршалу (руководителю всего собрания) как будто даже выразила досаду на депутатов: «Я им велела сделать Российской империи законы, а они делают апологии моим качествам».

Трудно было себе представить, как будет работать такая толпа разношерстных и разномастных депутатов, поэтому довольно быстро была предпринята попытка разделить их на комиссии: дирекционная (имевшая исполнительную власть; она же имела право учреждать частные кодификационные комиссии по конкретным вопросам); экспедиционная комиссия (редакторская работа); подготовительная комиссия (она должна была прочитывать наказы с мест, сводить их воедино и представлять дальше). Все возглавлял маршал собрания. Комиссия большая, где работали все, просуществовала весьма недолго: уже в декабре она была переведена в Петербург, в феврале начала работу, а еще год спустя, осенью 1768 года, Комиссия по составлению Уложения была вообще закрыта под предлогом войны с Турцией, куда многие депутаты должны были отправиться в качестве офицеров. Частные комиссии проработали еще много лет.