Андрей Сахаров - Владимир Мономах

На утро следующего дня из городских ворот Минска вышло печальное шествие. Впереди пешим шел князь Глеб Всеславич с женой и детьми, за ним крамольные бояре, другие близкие ему люди.

Мономах стоял около шатра, смотря поверх прибли-. жающегося к нему Глеба на купола минских церквей, слушал, как Глеб просил у пего прощения, обещаясь всегда быть с Киевом заодно. И ни один мускул не дрог-пул в неподвижном лице Владимира Всеволодовича с за-

каменевшим вдруг подбородком. Минск был отдан Глебу обратно, а чтобы впредь ему дерзить было неповадно, дручан, полоненных Ярополком, вывели из города и расселили во вновь срубленном городке Желде, присоединенном к смоленской земле.

И новые военпые заботы уже накатывались с юга. Там, в причерноморских степях, в междуречье Дуная и Днестра, в союзе с приднепровскими половцами организовал свои силы Леон Диогенович, муж Мопомаховой дочери Марии, претендент на византийский престол.

Владимир давно уже тайно помогал зятю. К нему шли люди из русских княжеств, посылались припасы, переправлялась казна. К детям Тугоркана, которые после смерти главного хана под Переяславлем хранили мир с Русской землей, но зато постоянно тревожили византпи-ские земли, к ним регулярно посылались подарки. Сам Леон был желанным гостем в половецких приднепровских станах. И вот теперь настало время. Алексей Комиин был болен, турки наседали на империю с востока.

Мономах в глубине души вовсе не надеялся, что Леон достигнет верховной власти в Константинополе: слишком велика была толща, которую ему предстояло бы в этом случае пробить: сломить военную мощь империи, вековые связи Комнинов, сокрушить весь их клан, склонить на свою сторону своевольную провинциальную знать. Но отнять у империи старинные русские земли уличей и тиверцев, доходившие до Дуная, окружить ими волынскую землю, давно норовившую отложиться от Киева, - это полностью входило в его расчеты. И вот теперь пришли вести, что Леон вместе с половцами вторгся в Подунавье, овладел многими тамошними городами, захватил Доро-стол, где полтора века назад его, Мономаха, пращур - Святослав Старый вел последний бой с византийцами.

Мономах посылал гонцов на юг, обещал Леону помощь, делал это тайно от сидевших в Киеве греков, скрывал свои связи с зятем даже от митрополита Никифора, просил Леона держаться в дунайских городах. Все шло так хорошо, и то, что не удавалось русским князьям вот уже несколько столетий, теперь можно было достигнуть общим натиском молодого претендента и дружественных половцев Тугоркановичей. И вдруг с юга пришла громовая весть. Леон убит в Дерестре двумя сарацинами, подосланными Алексеем Комнином. И покатилась на Русь ответная волна; вмиг разбежались люди Леона, боясь ослепления - этой страшной византийской кары за мятеж; покинули Подунавье и половцы. Теперь можно было спасти дело лишь с помощью русского войска. Оно еще не успело отдохнуть от минского похода, а воинам во главе с воеводой Иваном Войтишичем надлежало двигаться на юг, закрепить за собой столь дорогое дунайское устье.

Руссы появились там раньше греков, и в городах сели наместники Владимира Мономаха. Но это означало уже открытое столкновение с Византией. Если бы это было прежде, одна эта мысль поразила бы Мономаха, бывшего, как и отец, давпим преданным другом греков, но теперь жизнь менялась: за ним стояла вся Русская земля - ее необъятные границы, многочисленные города, миллионы людей, интересы бояр, купцов, русской церкви. Подунавье - это ключ к решению многих задач, и здесь, как и полтораста лет назад, империя вставала грозной силой на пути Руси. Пусть война. Снять дружины из Чернигова, Йереяславля, вызвать воев из Смоленска, Ростова, Суздаля, забыть на время о половецкой донской опасности, отстоять Подунавье. Вячеслав получил наказ готовиться в дальний поход вместе с Фомой Ратиборовжчем. К середине лета они выступили в поход.

Однако до прихода Вячеслава иа Дунай византийские войска выбили оттуда Мономаховых наместников, и те встретили Вячеслава па Днестре.

Русское войско продолжало двигаться иа юг, но в это время из придонских стеной на Русь вышли торки и печенеги. Их кочевья, бывшие вблизи половецких границ, были сбиты половцами. Два дня бились совместно торки и печенеги с половцами. Союзники потеряли много всадников, их станы были захвачены, и теперь, вывалившись в Русь, они умоляли Мопомаха принять и защитить их.

Мономах совещался в своей палате с ближними людьми. Здесь были старые, израненные в боях воеводы - Ратибор и другие, сидели сын Ярополк - окытный и бывалый воин, и Всеволод Ольгович, который уже успел отличиться под Минском и послушно исполнял все, что говорил ему Мономах.

Решение было немедля вернуть Вячеслава и Фому Ратиборовича, оставить на время Подунавьо ради старинной и первейшей цели - окончательного сокрушения самого страшного и беспощадного врага - половцев, которые, кажется, оправились от жестоких поражений и снова начали движение вверх по Дону и в Русь.

И на исходе лета войско под началом Ярополка Владимировича и Всеволода Ольговила, двух двоюродных братьев, двинулось в сторону Донца.

Впервые за последние годы неустанпых походов в степь Мономах остался в Киеве.

Теперь, обладая дружинами послушных сыновей и сы-новцов, их молодым, но уже закаленным в сечах военным опытом, располагая испытанными воеводами, он мог уже не садиться в седло в свои шестьдесят три года. Да и совершать ото становилось ему все тяжелее. Путь же к Дону (он прикрывал глаза, вспоминая эти бесконечные версты, бессонные ночи, кровопролитные сечи) был труден и долог. Новое поколение русских воинов должно было отныне продолжить его дело.

Кроме того, ему надлежало быть в Киеве и здесь держать в своих руках все нити управления огромным государством - знать, что происходит в новгородских пятинах и иа Волыни, в Турове и Переяславле, Чернигове и в далеких вятичекпх лесах, принимать вести из разных стран. Покинуть на многие неделп Киев, рисковать собой в степях значило бы поставить под угрозу все дело жизни и судьбы своих еще не окрепших сыновей.

Он следил за каждым шагом продвижения войска двоюродных братьев. Гонцы выходили к нему из стена чуть не каждый день.

Мономах ликовал: Ярополк и Всеволод дошли до Донца, захватили половецкие города Сугров, Шарукань ы Балип. На это у него самого ушло несколько десятилетий; теперь же по проложенному им пути русская рать шла к Донцу как к себе домой.

Половецкие вежи в тамошних местах были захвачены, основные силы половцев вновь оказались отброшенными за Дон.

Жизнь огромного государства, сложная, противоречивая, все больше и больше втягивала его в свой водоворот, и Мономах теперь уже отвык мыслить делами и чаянияг ми лишь своей степной окраины, одного Переяславского княжества. Новгородские земли терзала осмелевшая чудь, и он дал приказ Мстиславу ударить по ней вплоть до берегов Варяжского моря. И тут же, после победоносного похода Мстислава, перевел сына в Белгород, под Киев, а в Новгороде оставил княжить Мстиславова сына Всеволода. Как когда-то отец, он теперь хотел, чтобы старший сын был рядом с ним, вникал в дела всей Русской земли, а новгородцы пусть привыкают к очередному князю из Всеволодова дома.