Андрей Сахаров - Владимир Мономах

И даже степь успокоилась в последние годы правления Ярослава Владимировича. Шестнадцать войн вела Русь с печенегами только с 1015 по 1036 год, а сколько пабегов совершали печенеги прежде, еще при Владимире! И Владимир и сам Ярослав много сил и средств потратили па то, чтобы защитить Русь от их страшных походов. Мощные линии обороны создал против кочевников Владимир вдоль притоков Днепра на левобережье. Дальние крепости стояли иа Суле, где в устье реки стоял город Воипь. Если печеиеги проходили эту линию, их встречала оборона на реке Трубеж, в центре которой.стоял город Переяславль. Миновав Переяславль, кочевники могли выйти к Чернигову и Киеву. Но перед Черниговом стояли крепости по рекам Остру и Десне, а под Киевом па Витичевом броду и вдоль долины реки Стуг-ны стояли уже иные крепости. Над самым бродом была построена мощная крепость с дубовыми стенами и сигнал г.иой башней на вершине горы. Едва появлялись mv ченега па броду, как па бапшо загорался огопь и киевляне издали узнавали в наступавших сумерках о грозившей стольному городу опасности. Крепости по Стугне - Треполь, Тумаш, Василев и другие, соединенные между собой земляными валами, окаймляли великий бор, подходивший к Киеву с юга. Все они тянули к городу Белгороду, поставленному еще Владимиром, где собирались на войну с печенегами русские силы. А между крепостями от Суды до Стугны стояли курганы с дозорными, вдаль от курганов и крепостей выезжали конные сторожи. Быстро оповещали они все русское предполье о печенежских нашествиях, и тогда затворялись крепости, загорались на башнях и курганах тревожные костры, собирались по русским городам дружины и вой на отпор врагу.

Ярослав укрепил старания своего отца. Начиная с 30-х годов поставил он новую линию крепостей по правому берегу Днепра, вдоль реки Роси. И все крепости и Владимирова и Ярославова времени были заселены людьми, воинами, которых призывали сюда князья и из Новгорода, и из Чернигова, и из Ростова, и Смоленска, Спокойной жизни не обещали, ио обещали подвиги, добычу и княжеские награды, и шли удальцы па тяжкую и опасную службу, и создавал о них народ легенды и сказатшя.

Но ие только русских удальцов призывал сюда Ярослав.

Селил он здесь и служивых торков и берендеев, а в 1031 году вывел сюда пленных ляхов: нусть живут, охраняют русское порубежъе.

Страшный печенежский набег на Киев в 1036 году стал последним для печенегов. Теснимые новыми кочевниками - торками, печенеги передвинули" свои кочевгя на Запад, часть их ушла к Дунаю.

Наступила очередь Византии: их основные колена, побитые Русью, обрушились иа Подувавъе.

И теперь перед смертью размышлял Ярослав о судьбах дикой степи. Вслед за торками оттуда надвигались, как сообщали арабские и булгарские купцы, новые кочевые орды половцев. Пока они не подходили к русским границам, но торки и остатки печенежских колен в ужасе бе;кали от mix в русские иеыли.

Но ие только силу и власть бояр и княжих мужей, епископов и купцов, не только мир на границах завещал Ярослав сыновьям. Он оставлял им богато устроенные и изукрашенные города, и первый среди них, Киев, с Десятинной церковью и святой Софией, воздвигнутой ня месте последней победоносной битвы с печенегами, с Золотыми Воротами и церковью Благовещенья над ними и построенным в 30-'40-е годы новым Ярославовым городом, в котором стояли богатый дворец самого великого князя и дворцы его старших сыновей, дворец киевского митрополита, мощные крепостные валы, находились монастыри, несметное количество книг, хранимых в храме Софии, во дворце самого князя, в мопастырях; при нем начали трудиться многие летописцы и толмачи, которые переводили книги с греческого языка на русский.

А за Киевом строились и высились новыми храмами, дворцами, крепостными валами Новгород, гордившийся своей пятикуполытой Софией, Чернигов с горделивой главой Храма Спаса, Переяславль… Огромный и разнообразный мир оставлял своим детям и внукам Ярослав и хотел он, чтобы они как можно лучше распорядились этим миром и если уж во укрепили и не приумножили, то хотя бы сохранили его.

Теперь старшие Ярославичи сидели в дворцовом грид- / нице, возле лежавшего иа широком лавке, укрытой коврами, Ярослава и слушали, что им говорил отец. А он начал с главного: достал обделанную в дорогую кожу свою «Правду русскую» и повел о ней разговор с сыновьями. «Каждый народ имеет либо письменный закон, либо обычай, который люди, не знающие закона, принимают как предание отцов», зачитал он ям для начала из греческой хроники Георгия Амартола, которую любил и: почитал больше всех книг. Его наказ был строг: поддержать и сохранить вес то, что было записано в этой «Правде». Там каждому было положено свое: князьям, боярам, мужам, огнищанам - одно, смердам, челяди - другое. Он часть за частью читал свою «Правду», которую когда-то дал новгородцам; «Если убьет муж мужа, то отомстит брат за брата, или сын за отца, или отец за сына или племянников, а если не будет кому мстить, то заплатят 40 гривен за голову, а если будет русии, или гридщт, или купец, или ябетник, или мечник, и если будет изгой, или Словении, то положить за него 40 гривен». «Правда» жестоко карала тех, кто угрожал другому мечом, похищал чужих копой, хватал чужое оружие, укрывал бежавшую челядь, занимался членовредительством. Порядок и суд возглашал Ярослав в своей «Правде», и сыновья еще раз выслушали его мудрые речи и утвердили отцовский закон. На том совещании они договорились, что по этой «Правде» отныне будут судить людей и собирать виры ' и в Новгороде и Киеве, в Чернигове и Пе-реяславле, в Смоленске и Суздале, во всех русских землях.

«А теперь скажу о том, как будете жить досле меня, до какому ряду». Позднее летописец так записал речь Ярослава к своим сыновьям: «Вот я покидаю мир этот, сыгты мои, живите в любви, потому что все вы братья, от одного отца и одной матери. И если будете жить в любви друг к другу, бог будет с вами, и покорит нам врагов ваших. И будете мирпо жить. Если же будете в ненависти жить, в распрях и междоусобиях, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которую они добыли трудом своим великим, но живите в миро, слушаясь брат брата. Вот я поручаю заместить себя на столе моем, в Киеве, старшему сыну моему и брату вашему Изяславу; слушайтесь его, как слушались меня, пусть он заменит вам меня; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Игорю Владимир-Волынский, а Вячеславу Смоленск», И так разделил он между ними города, - продолжает летописец, - запретив им переступать предел братний и сгонять один гого со стола, сказал Изяславу: «Если кто захочет обидеть брата своего, ты помогай обижаемому». И так завещал он сыновьям своим жить в любви».