Джеймс Хайнцен - Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953

Отправной точкой для вышеупомянутого подхода служит допущение, что действия, объявляемые незаконными в законодательных кодексах, могут не выглядеть таковыми в глазах самих граждан. Явление, носящее ярлык «коррупции», имеет свои особенности для каждого конкретного времени, места, каждой культуры и политической среды. Признавая, что государственные власти и социальные акторы зачастую по-разному понимают, что такое коррупция, Арнольд Хайденхаймер создал полезную «цветную» схему, где различаются «белые», «серые» и «черные» правонарушения в зависимости от того, в какой степени государственные власти и население осуждают то или иное деяние 24. «Черная» коррупция, самая тяжкая форма, осуждается правящими элитами и общественностью в равной мере; «белые» проступки незначительны, и ни большинство общественности, ни элиты не стали бы за них карать; «серая» коррупция располагается между этими очевидными крайностями. К серой коррупции относится поведение, которое элиты обычно считают выходящим за рамки допустимого, а простые люди нередко находят приемлемым либо не имеют на этот счет твердого мнения. В течение почти всего советского периода, включая послевоенные годы, взятки должностным лицам частенько попадали в «серую» категорию 25.

Попытки режима понять причины и масштабы взяточничества -и его по большей части неэффективные старания справиться с ним -находятся в центре внимания в третьей части книги. Одной из великих амбиций большевистской революции было достижение издавна лелеемого русской интеллигенцией идеала – страны, очищенной от продажных государственных чиновников (бюрократов). Новый режим рьяно преследовал эту высокую цель в первые годы своего существования. Но партия встретила серьезные трудности. Традиционное правило подношений должностным лицам тесно переплеталось с давно и прочно установившейся практикой выжимания бюрократами дополнительного дохода из населения, которое им полагалось обслуживать. Эти взаимно подкрепляющие друг друга обычаи ставили гигантские препятствия для искоренения подобных злоупотреблений из административного аппарата. Почти сразу стало ясно, что практики и культура взяточничества преодолели революционный рубеж по сути нетронутыми. Власти быстро поняли – к большой своей досаде, – что «социалистические» варианты административных и экономических структур не менее способны предоставлять плодородную почву для семян коррупции, чем «капиталистические», несмотря на попытки государства заклеймить такое поведение позором. Нерегулярное преследование мало помогало делу.

Подобно многим государствам, советский режим пытался вскрыть причины взяточничества, классифицировать получение взяток должностными лицами как неэтичное и противозаконное и преобразовать административную культуру. Однако, невзирая на угрозу суровых наказаний, некоторые госслужащие продолжали обогащаться за государственный счет. С тревогой отреагировал режим на свидетельства того, что взяточничество – как многие социальные пороки, включая алкоголизм, домашнее насилие и проституцию, – расцвело после Второй мировой войны.

Централизованно управляемые всесоюзные кампании мобилизовали разные ведомства на борьбу с постоянной преступностью среди должностных лиц. Советская идеология придавала этим усилиям особую окраску. Партия настаивала, что взяточничество – так же как все формы должностной коррупции – совершенно чуждо социалистическому обществу и является отмирающим пережитком «капиталистического сознания». По этой причине самый неприятный для режима вопрос был: почему это предосудительное криминальное поведение не прекращается при только что построенном социализме? В официальной послевоенной риторике взяточничество характеризовалось как редкое явление, стоящее на грани исчезновения и ограниченное горсткой корыстных и «отсталых» личностей. Говорили, будто взяточничество и прочие формы коррупции (как вообще все преступления) находятся в процессе отмирания по мере повышения уровня жизни, социалистической «сознательности» и культурного уровня населения. Как же могли советские ответственные работники, образцы «новых советских людей», героически служившие в благородной войне за спасение Советского Союза – и всего мира – от фашизма, продолжать совершать эти преступления?

Принимаясь за исследование коррупции, историк сталкивается с особыми трудностями, связанными с источниковым материалом. Отдельные люди редко признаются в участии в незаконных делах, в частности в получении взяток. Кроме того, большинство государств считают, что коррупция их порочит, и стараются не слишком предавать ее огласке. Взяточничество издавна считалось позорным в большинстве обществ, и Советский Союз не составлял исключения. До 1991 г. источники для исследования коррупции в позднесталинском СССР в основном исчерпывались интересными порой, но довольно краткими газетными заметками, самими законодательными кодексами, ограниченными узкими рамками, даже если часто толковыми, статьями в специализированной юридической печати и небольшим количеством эмигрантских мемуаров. В данной работе использованы все эти существующие опубликованные источниковые материалы соответствующего периода.

Нехватка источников представляла особую проблему для изучающих послевоенные сталинские годы – самый темный, малоизвестный и трудный для исследования период во всей советской истории. Качество официального материала о преступности и правовой системе после войны стало хуже, чем когда-либо. Внутри Советского Союза сама тема преступности в сталинистском обществе являлась практически табу, что мешало серьезному публичному обсуждению ее причин и масштабов 26. Статистика преступности оставалась засекреченной. А достоверные источники, документирующие повседневную жизнь после войны, было почти невозможно найти.

До распада Советского Союза в 1991 г. историки не имели доступа к архивным источникам, которые позволили бы подробно изучать взяточничество и другие формы незаконной «предпринимательской» деятельности «изнутри». После крушения коммунизма и частичного открытия многих ранее закрытых архивов новый материал может помочь нам поднять завесу секретности. У нас есть редкая возможность исследовать взяточничество, используя документацию, извлеченную из архивов режима, который рухнул в известной мере вследствие пропитавшей его коррупции.

В этой книге основной предмет ее рассматривается по большей части через объектив органов уголовной юстиции, милиции и «партийного контроля», которые после войны играли важную роль. Критические материалы находятся в архивных фондах Генеральной прокуратуры СССР, хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ). Прокуратура выполняла ведущую функцию в расследовании и преследовании всех видов должностных злоупотреблений. Сражаясь с прегрешениями в собственных рядах, она регулярно составляла обзоры всесоюзной «борьбы со взяточничеством». Фонды Министерства юстиции СССР и Верховного суда СССР (тоже в ГА РФ) содержат протоколы уголовных процессов, свидетельские показания, копии жалоб и заявлений о пересмотре приговоров. Весьма ценной может быть переписка между государственными ведомствами, включая Министерство внутренних дел и органы милиции. В ней затрагиваются щекотливые вопросы, которые никогда не освещались в печати, такие, как расследование дел высокопоставленных судей и других работников, обвиняемых в получении взяток. Исключительные свойства такого материала состоят в том, что некоторые люди, причастные ко схемам взяточничества, говорят о своих действиях под собственным углом зрения. Документация этого типа – нечто редкостное. Подобные документы (хоть и несовершенные, и порой односторонние) позволяют изучить ряд ключевых вопросов, в том числе социальный контекст упомянутой деятельности, ее рационализацию и мотивацию у тех, кто был в ней замешан, конструкцию нарративов о «падших» чиновниках.