Джеймс Хайнцен - Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953

Ричард Уортман подробно проанализировал развитие в XIX в. российского «правового сознания», которое возникло с ростом уровня юридического образования и подготовки юристов и правоведов. Это сознание в первую очередь наблюдалось на высших уровнях юридической администрации и вызвало некоторое повышение этической ответственности среди работников суда и прокуратуры 10. Тем не менее реформы середины столетия и изменения в менталитете некоторых чиновников не смогли уничтожить приверженность к традиционной практике обмена дарами между гражданскими лицами и чиновниками. Не способствовали они, как указывает Уортман, и возрастанию уважения к закону в массе чиновничества. По словам Катрионы Келли, в конце XIX в. социальная и правовая терпимость к подаркам чиновникам была широко распространена 11. Взяточничество так глубоко укоренилось в ряде аппаратов, что проверки зачастую вскрывали зараженность им всей службы; упразднялись целые конторы, закрывались целые департаменты 12. (Об имперских законах о взяточничестве пойдет речь в главе 3.)

Большинство представителей российской литературной и политической интеллигенции возмущались, по их мнению, повальной правительственной коррупцией, взращенной и пестуемой прогнившим самодержавием, которое использовало правовые институты как орудие господства; они бичевали ее с безудержной яростью. Журналист и литературный критик А. И. Герцен выступал в своем журнале «Колокол» с гневными инвективами в адрес отдельных бюрократов, о взяточничестве, растратах и прочих грязных делишках которых ему становилось известно, зачастую от анонимов. Он разоблачал жульничество, нравственную низость, угодничество бюрократов и другие изъяны правосудия (нередко публикуя документы). Бюрократы, говорил он, подкуплены самодержавием: «Люди, берущие взятки, никогда не бунтуют» 13.

Русская литература XIX в. представляет собой богатый источник образов царских служащих-взяточников наряду со смешными и презрительными зарисовками досадных, часто нелепых взаимодействий российских подданных с продажными чиновниками, как правило, демонстрирующими жадность и леность последних. Портреты провинциальных должностных лиц – беззастенчивых корыстолюбцев у Н. В. Гоголя, А. П. Чехова, М. Е. Салтыкова-Щедрина не подвластны времени. Запрещенная цензурой комедия В. В. Капниста под названием «Ябеда» содержит бессмертные строки, которые поет главный герой, бюрократ: «Бери, большой тут нет науки, // Бери, что только можно взять. // На что ж привешены нам руки, // Как не на то, чтоб брать?» 14

Стереотипы относительно особенно коррумпированных российских функционеров главным образом родились вследствие борьбы между недовольной интеллигенцией и самоуправно репрессивной бюрократией 15. Судьи, судебные клерки и полицейские офицеры, травившие и преследовавшие писателей и общественных деятелей, служили мишенями самых ожесточенных нападок, наиболее памятных по произведениям Гоголя. Либеральные критики самодержавия также порицали продажного мелкого чиновника как символ российской отсталости. Мало найдется свидетельств того, что российские бюрократы как группа были значительно более коррумпированы, чем бюрократы на таких же должностях в других европейских странах. Идеальная веберовская бюрократия с ее абсолютно честным, беспристрастным и профессиональным чиновничеством так и осталась идеалом. Разумеется, коррупция среди российских бюрократов существовала, и кое-кто относился к ней снисходительно, невзирая на старания реформаторов побороть ее. Но невозможно показать особую коррумпированность российского чиновничества. Правда, однако, что обычай требовать подарки в обмен на услуги (и попытки состоятельных элит и деловых людей откупаться от чиновников) вызывал особо злую критику со стороны революционеров, вознамерившихся уничтожить царизм.

Придя к власти в 1917 г., новый советский режим, не теряя времени, принял законодательство, осуждающее отношения между гражданами и должностными лицами (а также между самими должностными лицами), основанные на незаконных подарках или денежных выплатах. Первый советский антикоррупционный закон «О взяточничестве» был издан 8 мая 1918 г. По сути, акт взятки определялся в нем так же, как в царских законах: любого рода подарок официальному лицу с целью изменить решение, принимаемое им в этом качестве. Однако, в отличие от царского закона, в большинстве случаев не каравшего взяткодателей, советский устанавливал для всех участников операций со взятками – взяткодателей, взяткополучателей, посредников – одинаково суровое наказание: как правило, пять лет лишения свободы с использованием на тяжелых работах. Подобно всем большевистским законам того периода, раннее законодательство против должностных преступлений носило строго классовый характер. Правонарушителей из «эксплуататорских классов» обычно приговаривали к особо тяжкому принудительному труду 16. Тем не менее режим мало что мог сделать для прекращения подобных практик, которые, по всем рассказам, продолжали проникать на низшие уровни администрации.

1 июля 1922 г. вступил в силу новый Уголовный кодекс РСФСР. Обвиняемых в пособничестве взяткам теперь ждал по меньшей мере двухлетний срок заключения, иногда с конфискацией имущества. Взяткодатели получали до трех лет. Те, кто брал взятки без отягчающих обстоятельств, могли получить до пяти лет, иногда с конфискацией имущества; отягчающие обстоятельства добавляли как минимум три года лишения свободы. В наиболее серьезных случаях кодекс давал возможность прибегать к высшей мере наказания. (Статья, предусматривавшая смертную казнь, была отменена в 1927 г., в честь 10-летия Октябрьской революции 17.) В отличие от правовой практики при царизме, советские суды обычно выносили тем, кто предлагал взятки, более суровые приговоры, нежели тем, кто принимал, поскольку наверху заявляли, что дающие взятки предприниматели (которых в тот период называли нэпманами) представляют реальную угрозу советской власти. Советские же должностные лица, напротив, считались людьми в основе своей честными, поддающимися искушению, но способными исправиться (если сами не происходили из эксплуататорских классов). Правовые структуры кодифицировали это различие, карая взяткодателей суровее, чем взяткополучателей.

Некоторые области жизни стали обычной ареной для сделок, включавших взятки. Например, взяточничество, по-видимому, было широко распространено в жилищном отделе Московского горисполкома, отвечавшего за выделение квартир жителям города. Определенная сумма, сунутая из-под полы работникам жилотдела, могла сократить срок ожидания для нуждающихся в квартире с четырех месяцев до суток 18. Взяточничество процветало также на железнодорожном транспорте, где приходилось доплачивать сверху за то, чтобы просто получить билет на пассажирский поезд. ВЧК (политическая полиция) 12 января 1922 г. издала распоряжение, в котором отмечала, что «развивающееся взяточничество на железнодорожных путях сообщения РСФСР приняло за последнее время небывало широкие размеры и наносит колоссальный вред Республике» 19. И в других сферах взяточничество представляло собой рядовое явление. Предприниматели платили железнодорожникам за гарантию быстрейшей доставки товара, сцепку и расцепку грузовых вагонов, за то, чтобы до их сотрудников дошло продовольствие. Очень плохо оплачиваемая сельская милиция взимала «подарки» деньгами или самогоном. Сообщения о судьях, оказывающих поблажки в обмен на спиртное и продукты, наводняли местные и центральные следственные органы. Давно укоренившиеся в деревне формы взаимообмена между крестьянами и чиновниками получили клеймо «взяточничества» от режима, намеренного искоренить «нецивилизованные остатки» царского прошлого 20.