Нюма-Дени Фюстель де Куланж - Римская Галлия

К. Жюллиан.

Бордо, 1 июля 1890 г.

Мы не стремились, составляя эту книгу, ни восхвалять древнефранцузские учреждения, ни нападать на них; мы задавались единственною целью описать их и показать их сцепление.

Они до такой степени противоположны тем, которые мы видим кругом себя, что сначала не очень легко судить о них с совершенным беспристрастием. Трудно человеку нашего времени проникнуть в течение идей и фактов, которые породили эти учреждения. Если можно надеяться этого достигнуть, то только при помощи терпеливого, последовательного изучения литературных памятников и документов, которые каждый век оставил после себя. Не существует другого средства, которое позволило бы нашему уму отрешиться от тревожных интересов настоящего и таким образом избежать всякого рода предвзятых мнений, чтобы приобрести способность представить себе с некоторою точностью жизнь людей в отдаленные времена.

При первом взгляде, который мы бросаем на древнеевропейский общественный строй, учреждения его рисуются нам необычайными, нездоровыми, особенно же полными насилия и тирании. Потому что они не входят, так сказать, в рамки наших теперешних нравов и умственных навыков, мы склонны думать прежде всего, что они были чужды всякого права и всякой разумности, находились в стороне от того правильного пути, по которому должны были следовать народы, были противны, так сказать, обычным законам жизни человечества. Поэтому-то легко слагается воззрение, что только грубая сила могла их установить и что для их происхождения необходим был огромный переворот.

Наблюдение памятников каждой эпохи этого далекого прошлого привело нас мало-помалу к другому чувству и суждению. Нам показалось, что эти учреждения образовались медленно, постепенно, правильно, что они никаким образом не могли явиться плодом случайного происшествия или резко-внезапного насильственного толчка. Нам почуялось также, что в них не было ничего противоречащего человеческой природе, ибо они вполне соответствовали нравам, гражданским законам, материальным потребностям, направлению мышления, вообще всему духовному типу тех поколений, которыми они управляли. Они даже родились именно из всего этого, и насилие очень мало содействовало их утверждению.

Государственный и общественный строй никогда не является продуктом воли человека; даже воли целого народа недостаточно для их создания. Факторы человеческого существования, которые производят их, не принадлежат к числу тех, которые могут быть изменены прихотью одного поколения. Народы управляются не так, как они того желают, a так, как того требует совокупность их интересов и основа их понятий. Без сомнения, в силу этого необходимо много человеческих веков, чтобы утвердился какой-нибудь политический порядок, и много других веков, чтоб он разрушился.

Отсюда проистекает также необходимость для историка простирать свои исследования на обширное пространство времени. Тот, кто ограничил бы сферу своего изучения одною эпохою, подвергнул бы себя опасности впасть в серьезные ошибки даже в суждениях об этой самой эпохе. Век, в который какое-нибудь учреждение появляется при большом свете, блестящим, могущественным, достигшим господства над миром, почти никогда не совпадает ни с тем, когда оно возникло, ни с тем, когда оно укрепилось. Причины, которым оно обязано своим происхождением, обстоятельства, из которых оно извлекало соки, нужные для роста его сил, принадлежат очень часто гораздо более ранним векам. Такое замечание особенно справедливо по отношению к феодализму, который, может быть, из всех политических порядков более всего коренится в самой глубине человеческой природы.

Исходною точкою нашего исследования будет завоевание Галлии римлянами. Это событие было первым из тех, которые, из века в век перерождали нашу страну и начертали направление ее судьбам. Мы изучим вслед за тем одну за другой каждую из дальнейших эпох истории, рассматривая их со всех сторон жизни общества; чтобы узнать, как управлялось каждое поколение людей, мы должны будем разбирать его социальное положение, интересы, нравы, всю его культуру; мы осветим также и поставим рядом с специальными порядками все элементы общественной власти, которая руководила обществом, формы, в каких отправлялось тогда правосудие, повинности, которые оно несло в виде налогов и воинской службы. Проходя таким образом век за веком, мы должны будем показать, какая замечается между ними преемственность и какие различия: преемственность – потому что учреждения живучи, вопреки всему; различия – потому что каждое новое явление, которое совершается в области материальной или духовной, незаметно видоизменяет их.

История – не легкая наука; предмет, который она изучает, бесконечно сложен; человеческое общество – такое тело, гармонию и единство которого можно уловить только под тем условием, если последовательно и чрезвычайно внимательно будут рассмотрены все органы, его составляющие и дающие ему жизнь. Долгое и тщательное наблюдение подробностей является, стало быть, единственным путем, который может привести к некоторым общим выводам. Целые годы анализа подготовляют один день синтеза («Pour un jour de synthèse il faut des années d’analyse»). В разысканиях, которые требуют одновременно столько терпения и столько усилия, столько осторожности и столько смелости, опасность впасть в ошибку повторяется бесчисленно часто, и никто не может льстить себя надеждою ее избегнуть. Что касается нас, если мы не остановились перед глубоким сознанием трудностей нашей задачи, то только благодаря убеждению, что искреннее искание истины всегда приносит пользу. Если нам удалось только бросить свет на несколько точек, до сих пор остававшихся в тени и пренебрежении, если мы достигли того, что обратили внимание на темные вопросы, которые необходимо разрешить, наш труд не пропал даром, и мы будем считать себя вправе сказать, что работали, насколько это в силах отдельного человека, для прогресса исторической науки и для познания человеческой природы.

Фюстель де Куланж

Мы не хотим начертать здесь историю галлов или нарисовать картину их нравов. Мы ищем только, каковы были их государственные учреждения в ту эпоху, когда Рим подчинил страну своему господству.

Вопрос этот, даже ограниченный такими пределами, остается трудным для разрешения вследствие недостаточности документов. Памятники галльского происхождения отсутствуют совершенно; галлы того времени не оставили нам ни одной книги, ни одной надписи [18]. Главный, почти единственный источник наших сведений – это сочинение Цезаря. Полибий принадлежал к эпохе, более ранней, и знал одних галлов Италии и Малой Азии, a последние могли лишь очень отдаленным образом походить на тех, которые жили в Галлии за 50 лет до нашей эры. Диодор, Страбон и позже Дион Кассий прибавляют только немного к тому, что говорит Цезарь.