Сборник статей - Москва и Восточная Европа. Национально-территориальные проблемы и положение меньшинств в странах региона. События. Факты. Оценки

После оставления русскими войсками Царства Польского и постепенного угасания надежд на близкую победу международная атмосфера вокруг польского вопроса стала постепенно меняться в благоприятном для поляков направлении. Уже в январе-феврале 1916 г. британские политики в ходе переговоров с полковником Э. Хаузом, доверенным лицом президента США В. Вильсона, обговаривали вопрос о будущем государственном статусе Польши [21] Архив полковника Хауза. М., 1937. Т. II. С. 99, 138. . Но этот разговор не следует трактовать как свидетельство перелома в сознании англичан. Польский вопрос, так или иначе присутствовавший в европейской политике все время с момента разделов Речи Посполитой, трактовался ими не как составная часть общей проблемы судьбы угнетенных народов Европы, а как совершенно самостоятельный, изолированный, имеющий не столько политический, сколько моральный характер. Раздел Польши – это несправедливость в отношении государственного европейского народа, и ее следует исправить или смягчить, объединив всех поляков в границах России. А обращение к указанному вопросу Хауза могло объясняться заинтересованностью Вильсона в голосах американского электората польского происхождения на осенних президентских выборах в США.

Все имеющиеся в распоряжении исследователей факты свидетельствуют об отсутствии у Антанты еще в первой половине 1916 г. целостного понимания проблемы угнетенных европейских народов. Так, Н. Пашич, поднимая вопрос о судьбах южных славян Австро-Венгрии во время поездки по союзным столицам в марте-апреле 1916 г., использовал те же аргументы «об освобождении соплеменников», которые содержались в уже упоминавшейся Нишской декларации. А необходимость сохранения Македонии за Сербией он обосновывал общностью их истории, т. е. аргументом, вытекающим, скорее, из французского понимания нации [22] Станковић Ђ. Никола Пашић, савезници и стваранье Jугославиjе. С. 193–201. . Никаких ссылок на право наций на самоопределение в его высказываниях не было.

Как сугубо частный входил в мировую политику чешский вопрос. Именно к 1916 г. относятся первые успехи чешских эмигрантов в налаживании официальных контактов с государственными деятелями Франции и Англии. 3 февраля 1916 г. французский премьер Аристид Бриан принял Т. Г. Масарика и выслушал его мнение относительно будущего переустройства Европы, в том числе расчленения Австро-Венгрии. Самым важным итогом встречи было официальное сообщение о ней в прессе. Эта беседа получила благоприятный отклик и в Лондоне [23] Masaryk T. G. Svetova revoluce. S. 111–112. . Но каких-либо практических шагов в решении чешского национального вопроса в то время французами предпринято не было.

О возрастании интереса англичан к вопросу о праве наций на самоопределение свидетельствует, на первый взгляд, подготовка осенью 1916 г. британским МИД меморандума о предполагаемом территориальном переустройстве Европы на основе «национального принципа» [24] Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах. Т. I. С. 38–53. . Но этот документ не был тогда рассмотрен кабинетом, и его можно трактовать, скорее, как один из вариантов возможного развития событий. И все же важен сам факт комплексной проработки идеи территориально-государственного переустройства Центральной и Юго-Восточной Европы с учетом национального принципа.

Руководители Центральных держав в 1916 г. продвинулись в использовании национального вопроса в интересах военного успеха дальше Антанты. Они также воспринимали его не комплексно, а как сумму отдельных, частных, проблем: польской, украинской, финской, литовской, латвийской, эстонской, ирландской, фламандской. Принципиальное значение в этом перечне Берлин и Вена придавали польской проблеме, имевшей для них не только международное, но и внутреннее звучание. По словам И. Буриана, необходимость заняться польским вопросом в политическом плане появилась примерно в середине 1915 г., а в августе того же года этой теме было уделено серьезное внимание в его переговорах с Т. Бетман-Гольвегом в Берлине. Вопрос о какой-либо независимости только что оккупированного армиями Центральных держав Царства Польского в беседе не возникал, поскольку Польша, по словам венского министра, «была плодом войны, распоряжение ею по праву завоевателя принадлежало обеим державам, которые должны были заботиться о будущей безопасности на востоке и о благе освобожденных территорий <���…>. О том, чтобы сделать Царство Польское самостоятельным государством пока что не было речи из-за опасения, чтобы оно, еще недостаточно окрепшее, не стало объектом разнообразных влияний или же рассадником ирреденты, грозящей внутренней безопасности Австрии и Пруссии» [25] Sokolnicki M. Polska w pamiętnikach Wielkiej wojny. S. 463, 465. . Вместе с тем участники переговоров сочли, что русская Польша не может трактоваться просто как временно оккупированная территория и что ее судьбой они займутся еще в ходе войны. Особый статус бывшего Царства Польского проявился в том, что оно не осталось под управлением германского и австро-венгерского командований, а было разделено на две генеральные губернии, подчинявшиеся соответственно Берлину и Вене.

Кардинальные шаги Центральных держав в вопросе о будущем Царства Польского относятся к 1916 г., когда баланс сил в этом блоке окончательно изменился в пользу Германии. 5 апреля 1916 г. канцлер Бетман-Гольвег заявил в рейхстаге, что польский вопрос, который Центральные державы не хотели прежде ставить, «был открыт на полях сражений», и что «история не знает status quo после столь выдающихся событий». Это заявление было полной неожиданностью для Вены, не терявшей надежды, что Германия в конце концов согласится на присоединение Царства Польского к Австрии. В ходе берлинского визита Буриана 4–5 апреля 1916 г. Бетман-Гольвег сказал ему о том, что германская сторона считает нужным создать из Царства Польского буферное государство, опирающееся на рейх. 11 августа 1916 г. было достигнуто принципиальное соглашение о создании из Царства Польского самостоятельного польского государства, в экономическом, политическом и военном отношении полностью зависимого от Центральных держав [26] Людендорф Э. Мои воспоминания о войне. С. 316–317. . Но провозглашение этого государства откладывалось на более поздний срок. По утверждению Буриана, Германию на столь смелый шаг в польском вопросе подтолкнули два обстоятельства: распространявшийся слух о том, что Россия собирается пообещать полякам объединение всех их земель и независимость, а также желание сформировать польскую армию, чего нельзя было сделать, пока Царство Польское не получило статуса государства [27] SokolnickiM. Polska w pamiętnikach Wielkiej wojny. S. 474. . Бетман-Гольвег назвал другие причины: развеивание надежд на сепаратный мир с Россией; нежелание отдавать все Царство Польское Австрии, в том числе и потому, что последняя могла бы попасть под польский контроль; понимание того, что нельзя восстановить довоенный status quo или произвести очередной раздел Польши, в связи с чем следует предоставить ему независимость, наладить теснейшее экономическое сотрудничество и таким образом сделать это государство безопасным в политическом и военном отношении соседом. На предоставлении Царству Польскому самостоятельности особенно настаивали немецкие военные, надеявшиеся на формирование здесь союзной им польской армии [28] Ibid. S. 13–15. Немецкие же мемуаристы-военные, в частности генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, Э. Людендорф, начальник штаба Восточного фронта генерал Макс Гофман после 1918 г. опровергали утверждение, что армия стала инициатором создания польского государства. (См., например: Hoffmann M. Wspomnienia (Wojna wśród niewykorzystanych sposobności). Warszawa, 1925. S. 123). .