Николай Михневич - История военного искусства с древнейших времен до XVII столетия

Изучение истории несомненно убеждает нас, что по отношению к военному делу не все народы обладают одинаковыми способностями и результаты их работы в истории не одинаковы. Мы можем положительно утверждать, что греки внесли в область военного дела высочайшие образцы (Эпаминонд, Александр Македонский), далеко высшие, чем римляне, а между тем пали под ударами последних. Причина этому, как кажется, лежит на перевесе чувства, страсти над разумом греческого народа, в раннем развитии страсти к наслаждению, заставившей его искать средств на это, даже продавая свою кровь, – служа в армиях врагов греческого мира. Римляне, менее способные, но с глубоким историческим разумом, породившим основательную государственную дисциплину, никогда не проливали кровь за врагов и завоевали весь мир, пока, после столкновения с греками, ослабев силами и усвоив взгляды на жизнь народов, ими покоренных, тоже развратились и пали.

И на наших глазах не все армии имеют одинаковые военные способности, и рано или поздно должно быть отыскано реальное выражение силы, военных способностей известного народа или общества.

Когда подобные данные будут у нас в руках, победа над противником, как результат умелого пользования силой и даже самый способ пользования ею на войне, будет следствием простого расчета. Но до этого еще далеко. Многие отделы социологии – науки, изучающей законы жизни обществ, еще в зачатке, а потому и военная наука не имеет еще прочных данных для выработки научных законов, т. е. таких, по которым можно бы было предсказывать явление вперед.

Эмпирически мы знаем, что если 100 000 зулусов столкнется с 100 000-й европейской армией, то зулусы будут разбиты; но предсказать исход столкновения таких же 100 000-х армий двух равно культурных европейских народов нет возможности, или, по меньшей мере, предсказание будет очень гадательное, и это оттого, что точных формул для определения силы армий мы не знаем.

Конечно, с каждым днем военное дело идет вперед и многое в теории его изменяется. Так, в древности численности войска придавали первенствующее значение, пока не убедились в важности обучения и воспитания, затем предводительства, вооружения и т. п. Теперь для оценки силы армии мы прежде всего обратим внимание на нравственные качества воинов , потом качества предводительства , затем уже число , потом обучение и, наконец, вооружение войск .

Если бы удалось выразить цифрами значение каждого из этих элементов силы, тогда можно бы реально представить себе и самую силу.

Отыскать законы войны трудно, конечно, но не невозможно. Они должны быть и будут отысканы. Можно с уверенностью делать подобные предсказания потому, что ни для одной из отраслей социологии не собрано такого количества материалов, как для изучения войны. Военные явления всегда имели такую важность, что внимание древнейших народов и их историков почти исключительно останавливалось на них, и потому период наблюдений и тщательность их в этой области дают богатый материал для обобщений.

Если этого материала, пожалуй, недостаточно для широких обобщений, для вывода законов войны, то не встречается никаких затруднений для изучения по ним самого процесса войны в области политики, стратегии и тактики.

Изучая факты, занесенные на страницы истории, мы поражаемся их преемственностью. Два раза, на глазах человечества, в области стратегии и тактики, военное дело достигало необыкновенной высоты (Греция и Рим в древности и Наполеоновская эпоха в XIX в.), и каждый раз оно в своем развитии проходило одни и те же фазисы. Может быть, когда разработают историю древнейших народов (Китай, Вавилон, Ассирия, Египет, Индия и др.), подтвердится, что и там военное дело прошло через те же ступени развития. История подтверждает также: 1) что наивысшее состояние военного искусства всегда отвечает времени применения народных (национальных) армий и что наемные войска всегда вели военное дело к упадку; 2) значительные усовершенствования в области оружия всегда вызывали серьезные изменения в приемах стратегии и тактики, и 3) часто случалось, что обстановка значительно изменялась, а приемы стратегии и тактики, по рутине, оставались прежние, и только какая-нибудь катастрофа выводила их на надлежащий путь.

Одним словом, история научает, что человек, как элемент комплектования армии, оружие и известные взгляды на военное дело, определяют состояние военного искусства данной эпохи .

С другой стороны, та же история выясняет, что основные положения военного искусства (принципы) во все эпохи были одни и те же, только применение их изменялось, в зависимости от тех разнообразных условий, которыми было обставлено данное решение .

Насколько еще в древности смотрели серьезно на необходимость правильных решений, основанных на истинных принципах военного искусства, легко видеть из приводимых Геродотом слов Артабана Гистаспа, высказанных на военном совете Ксеркса перед походом в Грецию [4] Полимния. VII, 8. :

«Благоразумное решение величайшее благо, ибо, если бы даже случилось что-либо вопреки такому решению, это последнее сохраняет свою силу и не осуществляется только случайно. Напротив, лицо, принявшее нелепое решение, даже в случае удачи, нападает только на счастливую находку; решение его все же считается нелепым».

Так как точных формул (законов) теория военного искусства до сего времени еще не выработала, то выучиться военному делу можно только по образцам великих мастеров, стараясь проникнуться их сущностью и тщательно изучая условия, при которых они происходили. Это и есть описательный или критико-исторический метод исследования , рекомендуемый многими великими знатоками военного дела.

«Читайте и перечитывайте, – говорит Наполеон, – кампании Александра, Ганнибала, Цесаря, Густава Адольфа, Тюренна, Фридриха и образуйтесь по ним; это – единственный способ сделаться полководцем и постигнуть тайны военного искусства».

«Высшая тактика, – прибавил он (т. е. стратегия), – может быть усвоена только опытом и изучением походов и сражений великих полководцев».

Эрцгерцог Карл утверждает, что «можно сделаться полководцем, только обладая страстью к науке и при продолжительном опыте» и что «часто высказываемое в наше время мнение, что способность командовать войсками бывает врожденная и что этому нечего учиться, есть одно из многих заблуждений нашего века; это – одно из общих мест, к которому прибегают предубеждение и лень, чтобы избавиться от тяжелых трудов, ведущих к саморазвитию».

Суворов в письме к Потемкину говорит: «Наука просветила меня в добродетели: я лгу (вероятно, в смысле введения в заблуждение противника), как Эпаминонд, бегаю, как Цезарь, постоянен (вероятно в смысле твердости и непреклонности в достижений раз поставленной цели), как Тюренн и праводушен, как Аристид».