Михаил Лунин - Консорцизм. Новый путь левого движения

Добиться этого можно с помощью формационно-кластерной периодизации исторического развития. В её рамках можно учесть не только технологические или экономические факторы развития общества, но и воздействие на общество природных факторов, а главное социальные силы способствующие формированию различных кластеров. Формационно-кластерная концепция позволит избавиться от детерминизма свойственного многим ранее созданным гипотезам, когда их создатели стремились акцентировать свое внимание на частных проявлениях общественного развития. Благодаря этому можно дать объяснение тем социальным явлениям, которые были интерпретированы ошибочно или вообще не в должной мере исследованы в рамках предыдущих теорий исторического развития человечества.

Изначальной формацией в ходе развития человечества было первобытное общество, которое базировалось на присваивающем хозяйстве. С помощью охоты и собирательства первобытные коллективы людей обеспечивали свое физическое выживание без возможности заниматься какими-либо непроизводительными видами деятельности. В этих тяжелых условиях могли существовать лишь небольшие первобытные общины охотников, которым требовалась значительная территория для обеспечения себя продовольствием. Ограничения данного способа производства неизбежно формировали жесткий распределительный режим внутри общины.

Эту черту первобытной общины выделил Ю. И. Семенов в своей работе «История первобытного общества». «Для первобытного общества была характерна полная собственность общины как на предметы потребления, прежде всего пищу, так и на средства производства. Эта собственность проявлялась в том, что каждый член первобытной общины имел право на долю продукта, добытого другими ее членами, исключительно лишь в силу свой принадлежности к этой социальной единице.» 6

Подобное распределение внутри общины любого добываемого продукта продолжалось весь ранний период первобытного общества. Затем по мере усовершенствования орудий для охоты и собирательства у общины стали появляться излишки продукта и непосредственная угроза существованию отступила.

«С появлением более или менее регулярного избыточного продукта существование людей стало значительно более гарантированным. Общество оказалось теперь в состоянии обеспечивать прожиточным минимумом всех своих взрослых членов даже в том случае, если не все они принимали участие в труде. Если теперь принять во внимание, что в условиях существования коммуналистических отношений человек имел право на долю общественного продукта исключительно лишь в силу принадлежности к кругу, между членами которого разбор или дележ были обязательными, то нетрудно понять, что все это создавало возможность для отдельных трудоспособных лиц жить, не трудясь. В этих условиях нужны были новые стимулы к труду. И они возникли. Объективная заинтересованность общества в том, чтобы каждый его член трудился с наибольшей отдачей, первоначально находила свое проявление в почете, которым стали окружать людей, вносивших больший, чем остальные, вклад в создание общественного продукта. Искусные и удачливые охотники пользовались уважением и раньше. Однако если раньше в центре внимания были их личные качества, то теперь прежде всего их вклад в совокупный общественный продукт.» 7

В результате в общине начал складываться слой наиболее удачливых охотников, которые отдавали в общий фонд общины больше остальных, что придавало им авторитет в глазах общинников. Это привело к формированию своеобразного обмена добытого продукта на престиж, что помогало удачливым охотникам возглавлять общину. Дальнейшее увеличение создаваемого продукта привело к появлению личной собственности членов общины, которая стала передаваться в рамках семьи, которая постепенно заменила собой общину в качестве хозяйственной ячейки. Такое изменение структуры общины стало неизбежным из-за неолитической революции, когда начался переход от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству. На эту трансформацию социальной структуры обратил внимание Л. С. Васильев в своей книге «История Востока». «Непрочные у собирателей парные семейные ячейки при переходе к оседлости и систематическому производству пищи трансформировались в более крепкие и достаточно многочисленные семьи, даже семейно-клановые группы, заменившие собой локальные группы бродячих охотников.» 8

Образование семейной хозяйственной ячейки позволило увеличить численность общины, а переход к земледелию дал возможность резко увеличить производительность труда. Следствием стало то, что земледельческая община уже не нуждалась в обширных охотничьих владениях для пропитания, которые могли быть пущены в сельскохозяйственный оборот. В результате начался «золотой век человечества». Изобилие земли в качестве ресурса для производства привело к ослаблению имущественной дифференциации внутри общины. Кроме того на этом этапе развития общества община особо не нуждалась в защите от внешней угрозы, так как окружающие её общины в регионе находились на такой же ступени развития и не могли представлять собой серьезной военной угрозы. Такое состояние изобилия ресурсов привело к демографическому взрыву, который положил конец золотому веку. От материнских общин стали отпочковываться дочерние общины, которые освоили свободные земли, что привело к соприкосновению с чужими общинами. Остановка экстенсивного распространения вызвало необходимость объединения общин, так как пограничные споры при разделе земли требовали мобилизации сил всех родственных общин. Подобное объединение вызвало образование надобщиной структуры управления, которую возглавил вождь и старейшины общин. В результате начался переход социальной структуры общества от первобытного состояния к начальному кластеру традиционного общества – протогосударству.

Протогосударство – вид социума, возникающий при переходе от племенной организации земледельческих общин к развитым кластерам традиционного общества. При объединении общин в протогосударство происходят три важные социальные изменения. Первым изменением стал процесс социальной дифференциации. В ходе него происходит ранговое расслоение общинников, которое в развитых кластерах традиционного общества трансформируется в сословную иерархию.

Вторым важнейшим изменением социальной структуры становится возникновение города, который становится резиденцией надобщинной власти и сосредоточием торговли и ремесла. Появление города в качестве нового социального образования обусловило появление слоя населения не занятого производительным трудом, что сделало возможным постепенное накопление знаний о окружающем мире. Наконец третьим изменением стал процесс выстраивания структуры управления протогосударством, что привело к формированию государства. Её создание было естественным процессом организации доселе никогда не существовавшего огромного коллектива людей. Для поддержания целостности объединения общин никакого другого пути кроме как формирования властной иерархии поддерживающей единство не существовало. Самой первой задачей протогосударства становится создание системы защиты и нападения. Военная функция для протогосударства вообще долгое время оказывается, чуть ли не единственной функцией. Это неизбежно приводит к повышенной агрессивности протогосударства, которое находясь в окружении таких же социальных образований, ведет непрерывные войны. Причинами этой агрессивности были на первоначальном этапе неопределенность границ протогосударства, которые как раз определялись в ходе войн и прямая заинтересованность в войнах высших слоев образующегося государства. Общинная верхушка могла быстро обогатиться только с помощью войны, так как в случае удачного исхода могла захватить имущество и рабов. Полная победа в войне могла привести к расширению протогосударства и увеличению изымаемого продукта в пользу элиты. Накопление богатства с помощью войн способствовало еще большему отрыву общинной верхушки от рядовых общинников, что проявлялось в увеличении власти вождя и превращении его в монарха. Особую роль в превращении выборного вождя в монарха, как отмечает Л. С. Васильев, играло приписывание ему роли посредника между народом и высшими силами. «Сакрализация должности вождя была важным моментом институционализации и деперсонализации его власти, постепенного превращения его из личности в символ. Престиж, авторитет и власть правителя стали восприниматься в коллективе как имманентная функция власть имущего и даже более того, как своего рода сакральное свойство вождя. Отсюда был только шаг до того, чтобы возникло представление о высшем покровительстве сверхъестественных сил, о божественной благодати, которая тем сильнее и больше, чем выше стоит человек на социальной лестнице.» 9