Вера Тумасова - Оболганный император

В Риге Павел Петрович, где он пробыл два дня, дождался принца Генриха 101, который должен был проводить его в Берлин. Последний из курляндских герцогов, Пётр, сын Бирона, приехал в Ригу навстречу путешественникам, чтобы представиться им, прежде чем принять их в своём замке в Митаве, куда они прибыли 22 июня. Оттуда принц Генрих отправился вперед, чтобы на границе с Пруссией встретить царственного гостя своего брата. При выезде из Полангена Павлу Петровичу встретился прусский генерал-лейтенант (военный чин 3-го класса по Табели о рангах) Лентулус, посланный к нему из Берлина Фридрихом II 37 . 26 июня близ Мемеля Павел Петрович вновь увидел друга своей матери – принца Генриха, окруженного почти царской свитой. Оттуда начался постоянный праздник до Берлина. «Рожки, шпалеры (ряды войск, расставленных по пути следования важной персоны) , почетные караулы, триумфальные арки, дожди букетов и венков, спектакли и концерты, депутации молодых девушек и представителей искусств и ремёсел, поднесение медалей, приветствия и речи в прозе и в стихах – ничто не было забыто. Павел Петрович в воскресенье 10 июля въехал в Берлин в парадной карете, запряженной восемью лошадьми с принцем Генрихом по правую руку». 21).

Фридрих встретил своего царственного гостя у дверей своих апартаментов во дворце, который был представлен ему принцем Генрихом. За ужином у королевы Елизаветы Христины, Павел Петрович и София Доротея 128 встретились в первый раз. Принцесса, которую назначали ему в супруги, полюбилась великому князю, очарованному её красотой и грацией. Кроме того, он был восхищён почестями, окружавшими его во владениях Фридриха и к которым он не привык на родине.

Уже 12 июля принц Генрих, уполномоченный Екатериной, сделал формальное предложение, предъявив её письмо от 11 июня 1776 года. Были предъявлены ещё четыре письма: Фридриху, принцессе Софии Доротее и её родителям.

Предложение Павла Петровича было принято, и в тот же день был отпразднован сговор Павла Петровича и Софии Доротеи.

Кобеко 34 привёл письмо Софии Доротеи баронессе Оберкирх: «Милый другъ мой, я довольна; я более чемъ довольна. Никогда, милый другъ, не могла бы я быть более счастлива. Нельзя быть любезнее великаго князя. Позволяю себе гордиться темъ, что мой милый женихъ очень меня любить, что меня делаетъ очень, очень счастливою». 21).

В тот же день от имени Екатерины были вручены Андреевский орден, украшенный бриллиантами, принцу Фридриху Евгению – отцу невесты, и орден Св. Екатерины самой невесте. Адъютант Фридриха, полковник граф Герц, был немедленно отправлен в Петербург к Екатерине с доброй вестью.

Потом снова начались увеселения, обеды, парадные спектакли, дневные и ночные праздники в Шарлоттенбурге, Монбижу и Сан-Суси, смотры и маневры в Потсдаме вплоть до воскресенья 24 июля, когда большой обед у королевы закончил блестящую двухнедельную серию празднеств. Вечером после концерта и ужина у королевы, гости начали расходиться. Невеста первая подала этому пример, почтительно простившись с королем и со всеми остальными членами королевского семейства. После ужина она села вместе с принцем Фердинандом и своими родителями в карету и направилась на ночлег в замок принца Генриха 101 . Счастливый Павел Петрович, который должен был увидеться с невестой в Рейнсберге, покинул Берлин на следующее утро. 21).

Покидая Берлин при прощании с принцессой Софией Доротеей Виртембергской в замке Рейнсберг, двадцатидвухлетний великий князь Павел Петрович вручил своей невесте инструкцию (Инструкция, составленная цесаревичем великим князем Павлом Петровичем для будущей своей супруги. [1776 г.]) из 14 пунктов, написанную, вероятнее всего, в Берлине, с тем, чтобы она изучила её до прибытия в свое новое отечество.

В инструкции невесте Павел собственноручно описал: свои привычки и наклонности, его понятия о придворном обществе, представления о народе и правила обращения с ним и обществом и с народом, свой распорядок дня и грустные воспоминания о первом браке.

«Первый. Касается религии, т. е. того, что надобно будет соблюдать по отношению церковных обрядов, обычаев. … Я полагаю, … что принцесса настолько ознакомлена с религией вообще, что она не может быть ни невежественна, ни ханжа, ни неблагочестива. … Под словом невежественна я понимаю, что она никогда не останавливалась мысленно на вопросах религии или не задумывалась о них; под словом ханжа – что она суеверна или мелочна; под словом неблагочестива – что она легкомысленна и склонна подражать моде. … Допустив это, приличие требует соблюдать для нея самой и ради того сана, который она будет носить, а тем более для примера другим, обряды и правила нашей церкви, … Все это следует соблюдать даже в домашнем обиходе как относительно еды, так и других мелочей… необходимо, чтобы у нея по этому поводу никогда не сорвалось с языка ни перед кем насмешки, порицания, жалобы и т. п., и чтобы она даже не выслушивала шуток, которыя многие позволяют себе у нас относительно религии.

Второй. Касается ея величества и поведения принцессы по отношению к ней. … Принцесса, поймет, что ея собственная польза требует, чтобы она сблизилась с ея величеством и снискала ея доверие, дабы иметь в ней вторую мать и личность, которая будет руководить ею во всех ея поступках, безо всяких личных видов и целей. В отношении к императрице, принцессе следует быть предупредительной и кроткой, не выказывать досады и не жаловаться на нее кому бы то ни было; объяснение с глазу на глаз всегда будет наилучшее. … она хорошо поступит, говоря ей всегда откровенно все то, что у нея будет на душе; это (не говоря уже об интригах) будет гораздо лучше для ея собственнаго спокойствия.

Третий. Касается желательнаго ея обращения со мною…. Я не буду говорить ни о любви, ни о привязанности, ибо это вполне зависит от счастливой случайности; но что касается дружбы и доверия, … то я не сомневаюсь, что принцесса пожелает снискать их своим поведением, своей сердечною добротою и иными своими достоинствами… Ей придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость. Я желал бы чтобы она принимала снисходительно все то, что я могу выразить иногда даже быть может довольно сухо, хотя и с добрым намерением, относительно образа жизни, уменья одеваться и т. п. Я прошу ее принимать благосклонно советы, которые мне случится ей давать, потому что из десяти советов все-же может быть и один хороший, допустив даже, что остальные будут непригодны. Притом, я могу иной раз дать ей такой совет или высказать такое мнение, которое не послужит ей во вред. Я желаю, чтобы она была со мною совершенно на дружеской ноге, не нарушая однако приличия и благопристойности в обществе. Более того – я хочу даже, чтобы она высказывала мне прямо и откровенно все, что ей не понравится во мне; чтобы она никогда не ставила между мною и ею третьяго лица и никогда не допускала, чтобы меня порицали в разговоре с нею, потому что это не отвечает тому разстоянию, которое должно существовать между особою ея сана и моего, и подданным.