Александр Смирнов - Государственная Дума Российской империи 1906-1917 гг

Русское образованное меньшинство (публика, интеллигенция) было убеждено, что самодержавие изжило себя. Как ни парадоксально это звучит, но и некоторые влиятельные консервативные деятели (Победоносцев, Плеве) по существу исходили из принципа неизменности самодержавия, то есть лишали самодержавие будущего, отрицая возможность разумного реформирования, – ничего нельзя менять без угрозы всеобщего обвала. Таков был принцип этих охранителей. Отсюда повышенное внимание к запретам и репрессиям. Невольно вспоминаются горькие слова, сказанные Александром III Победоносцеву – своему наставнику и воспитателю: «Ты как жгучий мороз, гнить не даешь, но и расти не позволяешь».

Это охранение без творчества, это стремление законоуравнивать и сохранять даже отжившее стало сутью внутренней политики при таких министрах, как Сипягин и Плеве.

На бессмысленность такого охранительного консерватизма указывали даже убежденные защитники «исторической» власти. Известный Лев Тихомиров – в молодости член устрашающего исполкома «Народной воли», а затем непримиримый враг экстремизма – писал в книге «Монархическая государственность»: «Беспрерывно и бесконечно возрастающая административная опека приводит общественные силы к расслаблению. Так, воспитываемая нация не может не потерять политический смысл и должна все более превращаться в толпу» 14. Л. Тихомиров употребил почти те же доводы, что перед ним использовал министр Горемыкин. Самовластие, удушающее самоуправление, разрушает общество, превращая сограждан в толпу, в пыль.

Провозглашенные императором принципы в жизнь не проводились. Более того, созданное по его повелению Особое совещание, труды которого он поддержал лично, постепенно свертывало свою работу. По приказу Плеве статистическая работа по изучению деревни была прекращена в июне 1902 г. по причине «неблагонадежности» земских статистиков и тенденциозности их выводов. «Политическая неблагонадежность земской статистики есть, конечно, несомненный факт, – отзывалось на приказ Плеве „Освобождение“. – Было бы жалкой уловкой отрицать это. Но, – добавлял журнал, – вся идейная интеллигенция политически неблагонадежна». И с этим выводом осведомленных современников нет смысла спорить. Но это повеление Плеве характерно в другом аспекте – политически благонадежных людей нет, значит, следует прекратить исследование державы. Статистики мутят народ. Вот это и есть охранители без творчества, как у Щедрина, тащить и не пущать!

Есть данные, что Плеве по воле царя исподволь готовил проект реформ, созыв Государственной Думы, но погиб в самом начале этой работы, она не сказалась на его политике.

В начале 1903 г. Плеве убедил императора свернуть работу Особого совещания под тем же предлогом борьбы со смутой. Но смута нарастала, студенческие волнения не прекращались, равно как и стачки рабочих и разгромы помещичьих усадеб (в том числе имений членов императорской фамилии). По всей стране на литературно-музыкальных вечерах читались стихи о ночи и заре, о грозе и весеннем громе, по рукам ходили подписные листы, жертвовали на «них» (студентов) и «нее» (революцию), «лес рубят, молодой зеленый лес», – неслось с эстрады, и зал взрывался овацией, понимая, что речь идет о молодой мятежной России. «Буря, скоро грянет буря!» – звучало уже как призыв. А знаменитая «Дубинушка» стала подлинным гимном оппозиционных сил.

В январе 1904 г. в тяжелые обстоятельства, определяющие правительственную политику, ворвалась война 15. Великая империя, захваченная врасплох, терпела одно за другим тяжелые поражения, вызывавшие взрывы негодования оскорбленного чувства национальной гордости.

Несомненно, военный фактор сыграл громадную роль в изменениях внутренней политики, но его влияние неоднозначно. Вначале, особенно под впечатлением вероломного нападения на Порт-Артурскую эскадру, гибели «Варяга», пробудилась мощная волна патриотических чувств, заговорило оскорбленное чувство национальной гордости. Песни тех лет, особенно о славном «Варяге» – ставшая давно народной, говорят сами за себя. Петербург был потрясен спонтанно возникшими патриотическими манифестациями. Даже университет – этот очаг смуты, взорвался грандиозной сходкой, завершившейся шествием к Зимнему дворцу с пением «Боже, царя храни!». Молодежь вдруг уразумела, что слова гимна – это моление во спасение Отечества. Для нашей темы особо важен следующий аспект патриотического движения – когда посыпались неудачи: падение Порт-Артура, Ляолян, Мукден и, наконец, Цусима, то это же чувство попранной национальной гордости обернулось против собственной власти – виновницы национальной трагедии. От японцев как-то вдруг перебросились на собственного царя. Этот поворот «все вдруг кругом» особенно ярко проявился в поведении земских конституционалистов. В январе 1904 г. в Петербурге состоялся нелегальный съезд Союза освобождения (формируемой партии кадетов), избравший тайный руководящий центр, который был буквально захлестнут патриотической волной. Земские и городские думы и управы, дворянские и купеческие собрания посылали в столицу адреса и телеграммы. Совещание в Москве 23 февраля земцев-конституционалистов приняло решение: ввиду нападения японцев прекратить выдвижение конституционных требований.

Редакция «Освобождения», руководители земско-конституционного движения оказались в сложном положении. П. Струве попытался как-то совместить патриотизм, отражение японской агрессии с конституцией и выдвинул в «Письме к студентам» призыв, явно адресуясь и к левым силам. Кричите: «Да здравствует армия, да здравствует Россия, да здравствует свобода!» Но похоже, что эта триада не сработала, и студенты-радикалы заявили, что эти три здравицы лучше заменить двумя испытанными словами – «Долой самодержавие!».

В литературных кругах, а в России это – всегда барометр общественных настроений, преобладали опасения, что победа в войне приведет к укреплению самодержавия и надолго отсрочит введение конституции. Еще более определенно, явно пораженчески, были настроены эсдеки и эсеры. Известный террорист Каляев (убийца великого князя Сергея) заявлял: «Всех объял патриотизм. Повальная эпидемия глупости. На героев войны (команду „Варяга“, защитников Порт-Артура) зевают разинувши рты».

Широкую известность приобрели слова, якобы сказанные Плеве: «Нам нужна короткая победоносная война». Но война, развязанная Японией, опиравшейся на союзную с ней «владычицу морей», в обстановке крайне для России невыгодной, пагубной, была чем угодно, но только не войной, устроенной царем и его министрами для укрепления самодержавия.