Array Коллектив авторов - Украинцы, которые были (XVI – начало ХХ века): документы, материалы, исследования

Si alicui Rutheno,aliquis terrigena arborem siccauerit, alias uczierzscil, aut succenderit, in terra, aut campo cuiuscunque terrigenae: si terrigenam pro eo inculpauerit, et judicialiter recognoa uerit, ex tunc jnramento proprio terrigena pro se ipso, et pro familia, euadet ipsum Ruthenum.Si autem idem Ruthenuseundem terrigenam, tertio pro huiusmodi siccatone, aut ustione citauerit extunc huiusmodi terrigena, tenebitur, et, astringi debebit, ad solutionem secundum consuetudinem antiquam. 176–188». C. 183–184.

«XCL. Особые определения относительно подсудности земян и русинов (в Бельском повете).

7, а) Кгды бы некоторый с земян в некоторей речи был обвинен през Русина,таковый земянин ма быть позван до судьи и до подсудка, а не инде; естли бы теж некоторый Русинпозвал Поляка: староста наш и теж судья и с подсудком того Поляка мають судить. 95-101.

b) Ещо, земяне тегож повету за бортны древа не мають быть позваны до гаевника, але, яко первей выставено есть, ма быть позван до судьи або до подсудка земского своего, пред кторымь жо ма отповедать [19] Отсюда видно, что в Вельск, повете, как и в Дрогич. земле (Ак. Зап. Рос. II, № 64), суд по делам, возникшим из-за бортных дерев, принадлежал господарскому гаевнику (см. лат. текст, откуда видно, что на гаевнике лежала обязанность собирать медовую дань); впрочем, для земян (т. е. Поляков-землевладельцев) сделано исключение: они и в этих делах подсудны лишь судье и подсудку. . 169–173.

Quando aliquis terrigena, in aliquo, per Riitheniuninculpatus erit, quacunque re sit, huiusmodi terrigena, citari debet ad judicem et subjudicem, et non alibi. Si etiam aliquis Ruthemispro mellificiis, alias о bare, Polonum citauerit: capitaneus noster cum judice et subjudice eundem Polonum judicare debent. 103–110.

Item terrigenae eiusdem districtus, pro mellifcis arboribus, alias o barci, citari non debent, nee quouis modo tenebuntur, ad exactorem exactionis nostrae mellis, wlgariter hajownik, sed ut prius expressum est, debent citari ad judicem et subjudicem terrestrem suum, coram quo, respondere tenebuntur. 188–195».

Полное собрание русских летописей. Т. 40. Густынская летопись. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2003.

С. 3. «В 40-м томе Полного Собрания русских летописей (далее – ПСРЛ) публикуется Густынская летопись – один из крупных памятников летописания XVII в. Свое название летопись получила по одному из списков памятника, написанному в Густынском Троицком монастыре, который был построен в 1600 г. на острове Густыня в верховье реки Удоя (бывший Прилуцкий уезд Полтавской губернии).

Текст летописи открывается изложением библейской, греческой и римской истории, затем рассказывается о древнерусских событиях, особенно подробно за X – начало XIII вв. Изложение событий XIV–XV вв. касается истории юго-западных и северо-восточных земель средневековой Руси, а также Литвы, Польши, Ливонского Ордена, отдельных событий в странах Центральной и Западной Европы. В конце памятника помещены подробные статьи, имеющие тематический характер: о начале казаков (1516 г.), о введении григорианского календаря (1582 г,), о Брестской унии 1596 г. Кончается летопись описанием события 1597 г. и обобщением церковной истории «донынѣ».

В начальной части, охватывающей материал до XIII в., Густынская летопись близка к Ипатьевской, но более кратка. При этом обнаруживается большое сходство с Хлебниковским списком Ипатьевской летописи. Помимо названного южнорусского свода, составитель Густынской летописи использовал северо-восточную летопись, возможно, типа Воскресенской. В Густынской летописи встречаются ссылки на «иные русские летописцы», «наши летописцы», «польских летописцев», «угорских летописцев», Печерский патерик, русский Пролог и т. д. В летописи использованы труды польских историков XV–XVI вв., а также западноевропейские печатные работы о России С. Герберштейна, А. Гваньини и др.

Густынская летопись сохранилась в 8-ми списках, которые отразили две редакции Густынской летописи. К первой редакции относится непосредственно список из Густынского монастыря (РГБ, ф. 205, № 118), ко второй – Архивский (РГАДА, ф. 181, № 12), Мгарский (РНБ, ОСРК, P.XVII.141), Библиотечный (БАН, 24.4. 35), Печерский (НБ МГУ, OP. I рд. 38), Софийский (ОР ЦНТ АН УССР, Соф. 314 (541)), Каменский (РГИА, ф. 834, оп. 4, № 583), Феодосиевский (ЦНБ АН УССР, Соф. № 315). Главной отличительной особенностью первой редакции является лишь наличие в ней предисловие – «Предмова до чителника», написанного иеромонахом Густынского монастыря Михаилом Павловичем Лосицким.

Густынская летопись ранее публиковалась. Неполный текст памятника впервые был издан в 1843 г. в качестве Приложения к напечатанному во II томе ПСРЛ тексту Ипатьевской летописи [20] ПСРЛ. Т. II. СПб., 1843. С. 233–373. . Для публикации были использованы три списка Густынской летописи – Густынский, Мгарский и Архивский.

В настоящем издании Густынская летопись печатается по единственному списку первой редакции – Густынскому. Список сохранился в составе сборника исторического содержания, хранящегося в Отделе рукописей РГБ, в собрании Общества истории и древностей российских (РГБ, ф. 205, № 118)».

С. 146. «О начале Козаков. Влето 7024. 1516. Жигмонт, король Полский, хотя миру з Москвою, проси кесаря немецкого, да его з князем московским помирить…»

С. 146–147. «В сие лето начашася на Украйне козаки, о них же откуду и како начало свое прияша нечто речем: «Аще и от начала своего сей наш народ руский бранми всегда употреблящеся, и отъисперва в них сие художество бе, оружие и брани, якоже выше пространнее речеся в главе той, откуду изыйде народ словенский. Посем, егда начаша князи бытии, наста в них лучшее строение и и обычаи приятнейшыи в земле нашой. Но единаче сей народ наш бранилюбный не преста строити брани, аще не со околными народы, си есть Греки, а потом Половци, Печенеги, то сами межи собою, якоже в семь летописци есть видети, донеле же през Батиа, татарского царя, иже землю нашу Рускую пусту сотворити, а народ наш умали и смири, к сему же еще и от Ляхов, и Литвы, и Москвы, такожде и междособными бранми зело озлобленны и умалены быша, а потом и князи в них оскудеша; тогда сей наш народ мало упокойся. В лето же выйреченное, егда король забавляшеся за Москвою, а Миндикерей попленили землю нашу, якоже о том вышей, посла Жигмонт король посла ко Миндикерею, глаголя: «Почто, мир имея со мною, попленил еси мою землю?» Миндикерей же отвеща: «Кроме моея воля се безъчинницы некия сотвориша, их же аз не могох возстягнути». II Жигмонт король, хотя ему сей смех отдати, посла Прецлава Лянцкорунского на Украйну собрали люду и такожде Татаром пакостити. Он же, собрав охотников съкилка сот, пойде с ними аже под Белагородом и тамо забра множество товара и коней, и овец татарских и турецких, и возвратися с ними. Татаре же и Турции, собравъшеся, гониша по них и постигоша их аже под Очаковом у Овидова озера, и бишася с ними. Но наши поразиша их и со великим добытием [во здравии возвратишася]. И потом бранилюбивый сей народ, засмаковавши себе з добытием наставиши себе старейшину зепосред себе, нарицаемого Козака, от него же и сами потом козаками нарекошася. И начаша сами часто в Татарскую землю ходити и оттуду многие добытая приносити, день же от дне примножашеся их множество, иже по времени умножишася, и даже доселе не престают пакости творити Татаром и Турком. А старейшину себе избирают спосред себе, мужа храбра и смысл енна, по своему древнему обычаю. Живут же всегда на Запорожю, рыбы ловящее, их же без соли на солнцу сушат, а на зиму расходятся кождо во свой град, только з килка сот оставляют на курень стрещи стрельбы и чольнов, а на лето паки собираются. И сим образом козаки начало свое прияша».