Даниэл Дефо - История полковника Джека

- Вправду не сделаете, сэр? - говорю я.

- Право же, мальчуган! Ничего плохого я тебе не сделаю. Ну, так о чем речь? Ты что-нибудь знаешь про бумажник того господина?

Я ответил, но так тихо, что он не расслышал, тогда он пересел на соседнее место, открыл дверцу в перегородке и подозвал меня к себе; я вошел.

Он опять спросил, знаю ли я что-нибудь о бумажнике.

Я таким же тихим голосом ответил, что нас могут услышать.

Тогда он, понизив голос почти до шепота, еще раз спросил о бумажнике.

Я ответил ему, что, по-моему, кое-что знаю о нем, только у меня его нет и в этом деле я посторонний, а что находятся бумаги у одного парня, который хотел их сжечь и сжег бы, если бы не я, и что вот только что я услышал, будто бы тот господин рад получить их назад и даст за них, то есть за те бумаги, много денег.

- Да, да, я говорил это, - сказал чиновник, - и если ты сможешь вернуть их, он тебя щедро вознаградит, не меньше тридцати фунтов даст, как обещал.

- И еще вы сказали, сэр, другому господину, вот только сейчас, говорю я, - что он ничего худого не сделает тому, кто их принесет.

Чиновник. Нет, нет, тебе и вправду ничего не грозит, могу ручаться.

Мальчик. А другим из-за меня не попадет?

Чиновник. Нет, тебя даже не спросят, кто они такие и как их зовут.

Мальчик. Ведь я просто нищий, и я всей душой хотел бы, чтобы тот господин получил назад свои бумаги, и клянусь, я сам не брал их и нет их у меня сейчас.

Чиновник. Ну скажи, а как же этот господин тогда их получит?

Мальчик. Если я сумею их достать, я принесу их вам завтра утром.

Чиновник. А сегодня вечером нельзя?

Мальчик. Постараюсь, только где я вас найду?

Чиновник. Приходи ко мне домой, мальчуган.

Мальчик. А где вы живете, я не знаю.

Чиновник. Пойдем сейчас со мной, и я тебе покажу.

Он повел меня на Тауэр-стрит, показал свой дом и назначил прийти к пяти часам вечера, что я, само собой, сделал, прихватив и бумажник.

Когда я пришел, чиновник спросил меня, принес ли я книжку, как он выразился.

- Какая же это книжка? - сказал я.

- Неважно, пусть бумажник, это все равно, - говорит он.

- Помните, - сказал я, - вы обещали не трогать меня. - И я начал всхлипывать.

- Тебе нечего бояться, малыш, - говорит он, - я не трону тебя, бедный мальчик! Никто тебя не тронет.

- Тогда вот он, - сказал я и вытащил бумажник.

Тут он пригласил еще одного господина, судя по всему, владельца этого бумажника, и спросил, тот ли это бумажник, и господин ответил: "Да".

И спросил меня, все ли векселя там.

Я ответил, что как будто одного не хватает, но думаю, что остальные целы.

- А почему ты так думаешь? - спросил он.

- Потому что я слышал, как один малый, который, по-моему, и украл их, говорил, что они чересчур крупные, чтобы ему путаться с ними.

Тогда господин, чьи были бумаги, говорит:

- А где этот малый?

Но чиновник вмешался и сказал:

- Нет, нет, вы не должны спрашивать его об этом, я дал слово, что ему не придется об этом говорить.

- Ну что же, дитя, - говорит тот, - а позволишь ты нам открыть бумажник, чтобы посмотреть, там ли бумаги.

- Открывайте, - говорю я.

Тогда чиновник спрашивает его:

- А сколько там было векселей?

- Всего три, - говорит он, - не считая расписки на двенадцать фунтов десять шиллингов. Один счет сэра Стивена Ивенса на триста фунтов и два иностранных векселя.

- Так, значит, если все они в бумажнике, мальчик получит свои тридцать фунтов, не так ли?

- Да, - отвечает господин, - он их непременно получит. - И, обращаясь ко мне, говорит: - Подойди ко мне, дитя, позволь мне открыть бумажник.

Я отдал ему бумажник, он открыл его и увидел там все три векселя и другие бумаги, в целости и сохранности, не смятые и не порванные, и признал, что все в порядке.

Тут чиновник и говорит:

- Я поручился мальчику за вознаграждение.

- Но позвольте, - говорит господин, - ведь жулики уже получили двенадцать фунтов десять шиллингов, пусть считают это частью тридцати фунтов.

По мне, и на это можно было согласиться без разговоров, но чиновник держал мою сторону.

- Нет, - сказал он, - вы уже знали, что двенадцать фунтов десять шиллингов получены, когда назначили за остальные векселя тридцать фунтов, объявили это через глашатого и вывесили объявление на двери таможни, и я обещал мальчику сегодня утром тридцать фунтов.

Они долго спорили, и я даже думал, они, чего доброго, еще поссорятся. Но они наконец сторговались, и чиновник дал мне двадцать пять фунтов золотыми гинеями; а потом велел мне протянуть руку и, пересчитав деньги на моей ладони, спросил меня, все ли верно, а я сказал, что не знаю, но, должно быть, верно.

- Как, - говорит он, - разве ты сам не можешь пересчитать?

Я сказал, что не могу, что в жизни своей не видал столько денег и не умею их считать.

- Да что ты, - говорит он, - неужели ты не знаешь, что это гинеи?

- Знаю, - говорю я, - только не знаю, сколько это - гинея.

- Вот так так, - говорит он, - а как же ты тогда сказал, что, должно быть, все верно?

- Потому, - ответил я, - что я верил, вы меня не обманете.

- Бедное дитя! - говорит он. - Как мало ты знаешь о жизни! Кто же ты?

- Я бедный бродяжка, - ответил я и заплакал.

- Я спрашиваю, как тебя зовут, - говорит он. - Ах да, я и забыл, говорит он, - я же обещал не спрашивать твоего имени, можешь мне не отвечать.

- Меня зовут Джек, - сказал я.

- Ну, а фамилия у тебя есть? - спрашивает он.

- А что это такое? - спрашиваю я.

- Ну, есть у тебя еще какое-нибудь имя, кроме Джека? - говорит он.

- Да, - говорю я, - меня все зовут Полковник Джек.

- А другого имени у тебя нет?

- Нет, - говорю я.

- Тогда скажи, отчего же тебя стали звать Полковником Джеком?

- Мне сказали, что моего отца звали Полковником.

- А твои отец с матерью живы? - спрашивает он.

- Нет, - говорю я, - отец мой умер.

- А где же твоя мать? - спрашивает он.

- Матери у меня никогда не было, - отвечаю я.

Тут он рассмеялся.

- Как же так, - говорит он, - а кто же у тебя был тогда, если не мать?

- Кормилица, - ответил я, - но она не была мне матерью.

- Ну вот что, - говорит он тому господину, - могу побиться об заклад, что не этот мальчик украл ваши бумаги.

- Честное слово, сэр, я их не крал, - сказал я и опять заплакал.

- Не надо, не надо, малыш, - сказал он. - Мы и не думаем, что это ты. Он мальчик смышленый, - говорит он господину, - но слишком невежественный и доверчивый, просто жалость берет, что некому присмотреть за ним и помочь. Давайте-ка потолкуем с ним еще немного.

И они сели, стали пить вино и меня угостили, а потом чиновник опять стал задавать мне вопросы.

- Ну, - сказал он, - а что ты, собственно, собираешься делать с этими деньгами, которые ты получил?

- Еще не знаю, - ответил я.

- А куда ты их положишь? - спрашивает он.

- В карман, - отвечаю я.

- В карман? - спрашивает он. - А карман у тебя целый? Ты не потеряешь их?