Ирина Рязанова - Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 3

У Рязанова по-прежнему было немало дел. Еще две штурмовые авиадивизии, в том числе и прославленная 1-я гвардейская, вошли в состав корпуса. Прибавилось хлопот и еще убавилось времени. В полках, на полевых аэродромах, в штабе, везде требовалось его присутствие и умение оперативно решать возникающие вопросы. Он обобщает накопленный военный опыт, переучивает летчиков на новые типы самолетов. В «Красной Звезде» выходит его статья о формах учебы летчиков-штурмовиков в мирные дни. Но на душе у Василия Георгиевича нелегко. Разве за это сражались? Не такой виделась мирная жизнь, казавшаяся счастливым будущим. Рязанов, как всегда, трудился увлеченно. Он обладал счастливым, наверное, даром: любую, даже малопривлекательную и скучную работу сделать творческой, расцветить ее озарениями и открытиями. Творческое дело для себя он бы всегда отыскал. Писал бы, например, книги, как его друг Родимцев.

Хотя и мира-то особого и не было. Холодная война, реактивные самолеты, ядерное оружие… У меня смутные детские воспоминания, как повсюду строили бомбоубежища от атомных ударов, а в воздухе витало чувство обреченности, сладкое для детского сознания, не верящего в смерть. Но это чуть позже, в пятидесятые. А тогда техника и методы войны менялись стремительно. Казалось, все устаревает. Военный опыт оказывается никому не нужным. Хрущев, например, затем во многом вообще почти разрушил авиацию, полагая, что со всем справятся ракеты. Да и Рязанова, будь он жив, ждали бы, видимо, уже не авиационные дела. Но эволюция часто идет по спирали. И сейчас авиация очень даже нужна. И тот военный опыт, который в конце сороковых казался уже устаревшим, вероятно, может пригодиться сегодняшним военным авиаторам.

Печальнее всего то, что вместе с самолетами отпала нужда в летавших на них людях. То есть, они были нужны, но в других отраслях, для других дел, иных занятий. А они уже не мыслили себя без неба. А. А. Девятьяров в своей книге «Земля под крылом» сдержанно описывает, как его сразу после войны выпроводили из авиации. Огромные переживания чувствуются за скупыми строчками. Среди не лирических страниц появляются почти стихотворные строки: « И с теплящейся в душе надеждой я как лебедь рвался в небеса» . Израненных в боях, поседевших, но мечтающих о полетах, штурмовиков не брали в реактивную авиацию, требующую людей абсолютного здоровья.

Владимир Павлович Шундриков, командовавший 8-й гшад, заболел после войны тяжелой болезнью позвоночника. Происхождение травматическое. Сказались военные годы, полеты, перегрузки, аварии, прыжки, ранения в Берлинской операции. Галина Дмитриевна, его жена, тоже воевавшая в 1-м гшак, ухаживала за ним больше десяти лет, когда он был прикован к постели. В 1969 году Владимира Павловича не стало. Галина Дмитриевна рассказывала, что в начале 50-х годов Шундриков командовал дивизией в Забайкалье и скрывал от врачей мучительные боли в спине, летая на реактивной технике. Один раз он в полете потерял сознание от резкого приступа боли. Спасся чудом, за счет запаса высоты, вовремя очнулся. За таким поведением, в общем-то, характерным для многих летчиков, стоят и вера в свои силы, граничащая с самоуверенностью, и желание полностью передать свой нужный опыт, использовать накопленный потенциал знаний и умения с пользой для Родины, смесь героизма и мальчишества. Но героического, высокого, достойного долгой памяти и подражания, все-таки, наверное, больше.

После войны стали не нужными многие боевые генералы. Они выполнили свою задачу. Они привыкли к резким и немедленным, четким и необратимым действиям. В войну исторические события концентрировались, исторические противоречия быстро разрешались. Возможно, только Жуков пытался продолжать в том же духе. И правильно, наверное, сначала Сталин, а затем Хрущев отстраняли его.

В конце 46-го и в начале 47-го года корпус стоит в Белоруссии, Слониме. 10 января 1949 года он получил новый номер, 60-й, с сохранением гвардейского звания и почетных наименований, и до 1956-го года базировался в Пинске, но самолеты были уже другими. Илы пустили на переплавку. Рязанова избирают депутатом Верховного Совета БССР. До сих пор сохранились вазы – подарок ему от работников стеклозавода «Неман». В депутаты его выдвинули рабочие стеклозавода «Неман», спиртозавода «Вселюб» и крестьяне деревни Бротянка. Рязанов женился. Требовалась определенная смелость, чтобы жениться на девушке с немецкой фамилией, отец которой был дворянином. Хотя он и не занимался политикой. Бывшие уже девушки радистки, телеграфистки говорили мне: мы все так любили Василия Георгиевича, так его обхаживали, а он выбрал твою маму. Я отвечал: потому что она самая веселая, самая добрая, самая хорошая, верная, любимая, – она моя мама. Хотя следствия с причинами здесь были перепутаны: мамой моей и брата она стала уже после выбора отца. Во втором браке Рязанов влюбился, как маленький. Разница в возрасте двадцать четыре года. Она могла бы быть и его дочкой, а, с другой стороны, разница разумная, муж должен быть и старше и опытнее жены. Мама уволилась из армии по болезни. Родилось двое детей. Еще одного, своего родного племянника, он усыновил. Вторая жена, бывшая его радистка, она любила его до конца жизни, была верна. Если не умерла с ним, то только потому, что у нее на руках были дети, его дети.

В Слониме в 46 г. родился мой брат Миша. В начале 47-го г. Рязанову сказали: «Корпус свою задачу выполнил, принимайте армию». Тогда и потребовалась расширенная автобиография с опытом боевых действий на имя генерал-полковника Голикова. Рязанова назначают командующим авиации в Львове, где он с 21.02.47 г. командовал 14-й воздушной армией Прикарпатского военного округа (в Киеве – 69-й – Киевского, в войну это была 17-я воздушная армия, хороший знакомый Рязанова будущий маршал В. А. Судец ей командовал. В 1972 году эта армия снова стала 17-й). Звание осталось прежним. Сталин после войны не присваивал генеральских званий. Во Львове как-то, когда его не было дома, ему привезли в подарок огромную корзину фруктов. Теща, Ольга Васильевна, обрадовалась: такие красивые фрукты. Попробовала несколько, не удержалась. И такие вкусные. Но Василий Георгиевич, когда приехал, разозлился, отчитал тещу, – зачем приняла, рассвирепел: никогда без меня никаких подарков не брать! Корзину отвезти обратно! На возражения тещи, что она уже что-то съела, сказал, чтобы купили такие же. – Купить то, что съедено, и отправить обратно! Немедленно! И если еще раз!..

Его сохранившаяся львовская записная книжка наполнена записями о таком количестве дел, что поражаешься, когда находилось время на все это. Тут и адреса, и телефоны Родимцева, Вершинина, Поспелова, Жадова, Рыбалко, Агальцова, Конева, Астахова, Голикова и многих других, и какие-то поручения Крайнюкову, Якименко, и заметки для статьи или книги, и конспект доклада, и многое другое. Сохранилось и письмо от Конева: посылаю Вам портсигар – подарок от рабочих г. Праги в честь 2-й годовщины освобождения столицы Чехословакии. Я в начале 2013 года побывал у дома №98 по улице Коновальца, тогда улица Энгельса во Львове, где мы жили. Симпатичный особняк оригинальной постройки на пригорке.