Василий Игнатьев - «DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть I. Семейная хроника Игнатьевых

Старший Иван был священником и законоучителем в Екатеринбургском горном училище, а затем в соборе у Верх-Исетского завода. Наша старшая сестра – Александра Алексеевна, учась в епархиальном училище, одно время жила у него и, приезжая в Свердловск в [19]40-ые годы, показывала дом, в котором жил этот дядя. Он был бездетный, и они воспитывали приёмного мальчика – Бориса, который, оставшись сиротой, без надлежащего присмотра, пошёл по грязной дороге пьянства, распутства и затем совсем исчез из поля зрения родственников. Последней с ним иметь дело пришлось сестре матери – Антонине Ивановне, к которой он приходил вымогать якобы оставленное ему наследство. Навещал он и наших родителей в селе Теченском, что не составляло особенного для них удовольствия.

Младший брат матери – Василий Иванович – был человеком высокой музыкальной культуры и в своё время прославился как регент и даже как композитор. [88]Его «в непогоду ветер воет» было популярным среди певцов-семинаристов. Он же оказал значительное влияние на музыкальное развитие нашего брата Алексея, который в свои семинарские годы навещал дядю в разных местах его службы. Семейная жизнь этого дяди сложилась не совсем удачно, он стал злоупотреблять выпивкой, схватил туберкулёз и преждевременно умер. Дочь дяди – сирота Милица – училась в Пермском епархиальном училище, на каникулы приезжала к нашим родителям в село Теченское, но после окончания епархиального училища, оторвалась от нашей семьи и потеряла всякую связь с нами.

Сестра матери – Антонина Ивановна Тетюева – была крестницей матери и больше всех поддерживала связь с нашей семьёй, очевидно, потому, что осталась одинокой на всю жизнь. Никто из нас не знал, как и когда она обучилась работе медицинской сестрой, но сколько мы её помним она, будучи на пенсии, время от времени приватно, по случайным предположениям работала сестрой милосердия, как тогда называлась её специальность. В качестве такой сестры она была участницей несчастной японской войны. Тётушка Антонина Ивановна страдала туберкулёзом лёгких и летом иногда ездила на курорт в Усть-Караболку, с которого на обратном пути заезжала к нам, в Течу. Во время учения в семинарии все мы, братья, навещали в Перми Антонину Ивановну. Умерла она преждевременно, не справившись с туберкулёзом.

Как выше было указано, родиной матери было село Покча, в шести верстах от Чердыни. Там же, очевидно, проходили и её юные годы. [89]Мать наша не имела образования: она умела читать, но никогда не писала. Как и почему это так получилось, нам было неизвестно. Всю письменную переписку вёл отец, но со стороны родных матери переписку поддерживала только тётушка Антонина Ивановна, а братья никогда не писали.

Отец как-то вспоминал, что он, как претендент на руку матери, проходил некий искус: нужно было вдёрнуть крючок в какую-то петлю на потолке, и он это выполнил удачно. Было ли это сказано в шутку или всерьёз – так и осталось у нас не решённым. С другой стороны, мать как-то обмолвилась о том, что один из знакомых нам людей по селу тоже претендовал на её руку, но она остановила своё внимание на отце. [90]Делались и отцом, и матерью намёки на то, что в сватовстве какую-то роль сыграл наш дедушка со стороны матери, впоследствии протоиерей Пермского кафедрального собора – Иван Алексеевич Никитин, и он же содействовал дальнейшему жизненному устройству наших родителей. Нам было ясно одно, что у родителей наших было особо близкое чувство и отношение к деду нашему И. А. Никитину: о нём они чаще вспоминали, чем о ком-либо другом из наших родственников.

В нашем фотоальбоме сохранились карточки с родителей в период начала семейной жизни. Как видно из снимка, и мать, и отец в молодые годы не были обижены внешностью. [91]Мы иногда уже в пожилые годы видели отца с гитарой в руках играющим и поющим его любимую песню «Ивушка», причём, он особенно выразительно пел. «Тятенька с мамонькёй неправдами живут»; или когда он играл какую-либо залихватскую песню и дробью подыгрывал пальцами по верхней доске гитары; переносясь мысленно от этого наблюдения к виду на фотокарточке, можно было понять, чем была обеспечена его победа над сердцем матушки. От этих времён на дне сундука сохранялись ещё наряды матери: платья с кринолинами, ботинки на высоком каблуке с тупым носком, шарфик и др., на основании чего можно думать, что и наша матушка в девушках имела привлекательный вид, чем и покорила сердце батюшки. [92]

… Первое назначение по службе отец получил в пересыльный замок в Перми в качестве дьячка в тюремную церковь. Из воспоминаний отца, относящихся к этому времени, в памяти сохранились два: одно о том, как однажды пришлось ему мыться в бане вместе с убийцей и как он боялся, а второе, как он присутствовал при публичной казни, сопровождая тюремного священника, обязанного быть при казни для принятия покаяния от осужденного и «облегчения» его предсмертных страданий. По-видимому, отец недолго служил в этой церкви и был переведён потом в другую церковь, около вокзала, которая, судя по его описаниям, потом стала называться Петропавловской церковью. [93]В Перми отец прослужил около трёх с лишних лет. [94]За это время в семью вступили старший брат Александр и старшая сестра – Александра. Как получено было назначение в село Теченское Шадринского уезда Пермской губернии (по настоящему административному делению – Бродокалмакский район, Челябинской области) [95], нам не известно, но надо думать, что это произошло при содействии дедушки Ивана Алексеевича Никитина. [ [96]] С переездом в Течу собственно и начинается настоящая история нашей семьи, а всё предыдущее было, так сказать, только предысторией. [97]

Отец служил диаконом на псаломщической вакансии, т. е. тем, кого называли короче дьячком. Как участник богослужения он выполнял и функции диакона и функции псаломщика, но по оплате за, так называемые, требы, по дележу, так называемой, братской кружки, ему причиталась четвёртая часть, так, например, если совершение крещения ребёнка оплачивалось двадцатью копейками, то на его долю падало пять копеек. Особую, индивидуальную, плату отец получал за оформление, так называемого, обыска при совершении браков, а также за ведение метрических книг по своему приходу, в состав которых входили: а) списки о вступивших в брак, б) умерших, в) родившихся, г) списки, прошедших исповедь. За все эти списки платились гроши, а времени они отнимали много, потому что они пересылались в консисторию, которая требовала тщательного и аккуратного выполнения их. Как часто нам приходилось видеть за столом согбенную фигуру отца, целыми днями, с утра до вечера, переписывавшего «метрики». [ [99]]