Иван Яцук - Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга первая

Уплатил штраф, почти все состояние на то ушло, сослан был в Москву простым чиновником. Вам писал, что по семейным обстоятельствам отпросился. Потом опять понадобился, когда два корабля не смогли из верфи выйти. Назначили адмиралтейц- советником. Встречаю Меншикова, идет навстречу с распростертыми объятиями: «рад тебя видеть, перед Петром Алексеевичем лично ходатайствовал». Я ему и руки не подал.

– Ты знаешь, я у него перед отъездом был,– сказал, оживившись, Алексей. – Хоть с медом ешь. Сама любезность. Дал тысячу червонцев. То ли взаймы, то ли от чистого сердца. Фросю советовал взять с собой. Политик. Зато охрану пожалел выделить. А мне того и надо. Я сам хотел просить его, чтоб без охраны, едва с языка ни сорвалось. А то бы мог заподозрить меня.

Кикин слушал, скрестив поднятые руки перед собой и кривя губы. Затем заговорил с ожесточением:

– Каков подлец, а! Представляете, что выкинул бы ваш батюшка, явись вы перед ним с Фросей? Фросю в железы, вас на военный корабль, в бой, а там шальная пуля – и нет законного наследника! Все чинно, благородно, никаких претензий от Европы! Малолетний Петр – законный наследник. Умирает царь – и Екатерина командует парадом, а фактически Меншиков.

А он сам ни читать, ни писать не умеет, всюду за собой Алексея Волкова таскает– начальника своей канцелярии. Такое же надо! Член английского королевского научного общества! Сам Исаак Невтон ему свидетельство выписал. А светлейший в грамоте – ни бум-бум. Умеют же люди! Явно какую-нибудь аферу для англичан состряпал, а они ему взамен звание академика. Сие-то в летнюю пору, во время отпусков?! Экстренно собрали Королевский научный совет, чтобы накатать диплом неучу. Во как! Ай да ухарь-купец – удалой молодец!

– А я и не знал, что Меншиков – академик,– искренне рассмеялся Алексей.

–Я бы тоже не знал, ежели бы мне приятель из Лондону не написал,–натянуто ухмыляясь, ответил Кикин.– Для России особое событие, как же– первый академик! И никто того не ведает! Сам Меншиков – ни гу-гу. Помалкивает, хоть и хвастун большой, Знает кот, что чужое сало ест. Вы вот что, Алексей Петрович,–Кикин опять стал деловым.– напишите-ка светлейшему благодарственное письмо. Поблагодарите и за 1000 рублев, и за совет взять с собою Фросю. Ясно, что шиши прочтут письмо на почте и доложат царю. Пусть и князь повертит боками, ежели что. Он сие ловко умеет и вас при случае вывезет.

–Знаешь, Александр Иванович, я по простоте своей душевной не могу пакости людям делать. Бог с ним.

–Ну как знаете, Алексей Петрович, неволить не буду. Вся беда в том и состоит, что мы не можем делать пакостей, а они могут, потому Меншиковы всегда будут на высоте. А было бы неплохо, коли б Данилыч немного попрыгал на сковороде, ежели жаренным запахнет.

–А ты думаешь, запахнет?

Хм. Непременно. Еще как запахнет. Меня первого возьмут.

–Что ты, Александр Иванович! Ты-то тут причем?

–А кто с вами долгие беседы вел в последнее время? Кикин. Кто открыто выражал недовольство нынешними порядками? Кикин. Ежели Марью Алексеевну возьмут за жабры, она тоже скажет, что Кикин в Либаве встречался с царевичем. С какой такой стати? Не иначе, как с целью заговора.

Вот вам и весь розыск. И вы, коли будут спрашивать, с кем встречались, обязательно упомяните меня, иначе не поверят ни одному вашему слову и тогда будут спрашивать с пристрастием. Они-то ведь знают про наши встречи и беседы. То-то и худо, что у нас даже встречи и беседы – уже преступление. Тем-то мы и отличаемся от Европы, а не бородой и щами.

–Но я не собираюсь возвращаться в Россию до самой смерти родшего мя,– горячо, искренне возразил Алексей.

–Не зарекайтесь, Алексей Петрович,– грустно сказал Кикин, –для русского человека жизнь в Европе тяжела, а для Вас тем более. Я знаю, как вы любите свои края, свое Рождествено, своих голубей – тоскливо вам будет на чужбине. По себе то ведомо. Как скучаешь там по родине, как молишься на нее, а воротишься– и об одном токмо и думаешь: скорее бы ноги отсюда унести. А кроме того вокруг вас начнутся такие схватки, что никакие резоны не устоят.– Кикин замолчал, выпил вина, стал есть, затем опять налил.

–Давайте выпьем, чтоб у вас все было хорошо,– сказал Александр, подняв бокал, – А будет у вас все хорошо, может, и я приеду, как знать.

Они чокнулись бокалами и выпили: Алексей залпом, Кикин неспеша.

–А почему тебе тоже не уехать?– спросил Алексей, закусывая какой-то коврижкой.

–И рад бы в рай, да грехи не пускают,– медленно ответил Александр. – Семья, Алексей Петрович, семья. Таким, как мы, нельзя обзаводиться семьей. Куда ее деть? Как с ней незаметно скрыться? Сие первое, а второе: сей поганец обобрал меня до нитки. Как говорят на паперти,– Кикин невесело ухмыльнулся, – я нищ, скорбен и убог, и увечен, и мизерен . Только – только планирую расплатиться с долгами, а потом надобно будет хотя бы лет пять, чтобы накопить какой- никакой капиталец. Без денег и в Европе ты ноль. С деньгами можно затеряться везде. А без денег надобно будет поступать куда-то на службу. Тут и найдут тебя царские ищейки. Найдут, схватят – и костей не соберешь. Продержитесь хотя бы года четыре – и я буду при вас. А два человека – сие уже не один. Только, Алексей Петрович, еще раз прошу вас смертною просьбой: не возвращайтесь до кончины царя. Заклюет ястреб курочку.

Я знаю Петра Алексеевича. Власть для него – все. Разговоры о славе России, о пользе государству – сие одни разговоры. Главное для него – власть над людьми. Ради нее он никого не пощадит – ни сына, ни жену, ни мать. Он даже себя изматывает ради власти, чтоб везде поспеть, чтоб ничего не упустить, чтоб не потерять нити управления.

С годами стал хитрее, он может, что хочешь пообещать, лишь бы получить свое. Вы можете возвратиться в Россию, ежели скажете сами себе: «Я готов к смерти, я готов жизнью постоять за народ, за церковь нашу, за благо России». Тогда возвращайтесь. Ежели почувствуете хоть каплю неуверенности в себе – сидите и ждите, время у вас еще есть. Несите бога в себе, сказал апостол, но умейте отстоять то, что вы несете.

–Опять ты из меня хочешь бунтовщика сделать, – со вздохом сказал Алексей. – Не способен я на такие подвиги. Мне жить хочется. Буду ждать. Мне надобно уйти от обычного житья, от суеты, от беготни, что вокруг меня деется. Я хочу оглядеться, осмотреться, хочу сосредоточиться, поговорить с самим собой: кто я, что я, чего желаю, к чему стремлюсь, куда мне идти. Хочу почитать, что пишут передовые умы Европы. А там решу, как быть дальше, как лучше и способнее послужить своему народу, как бог даст,– и, чтобы перевести разговор на другое, спросил:

–В Данциге должны приехать за мной от родшего мя. Как быть? Царица фрукты ему передала. Неудобно не исполнить обещание.