Коллектив авторов - Латышские стрелки в борьбе за советскую власть

– Да вот… поезд № 1501 еще не прибыл на следующую станцию.

– Что такое, откуда взялся этот поезд? – встревожился Берзинь.

– Черт их разберет – не то анархисты, не то левые эсеры, не то еще какие-то левые, да разве теперь разберешь? У кого наган, тот и пан!..

По перрону, как обычно немного наклонясь вперед, шел Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. Увидев коменданта поезда, выходящего от дежурного по станции, он поспешно спросил, для чего-то надевая очки:

– Ну как, товарищ Берзинь, долго он еще будет нас морозить?

Берзинь пожал плечами:

– Владимир Дмитриевич, перед нами от самого Петрограда идет какой-то подозрительный поезд, не то с анархистами, не то с эсерами, и ему там кто-то покровительствует из большого железнодорожного начальства. Он все время без задержки продвигается вперед…

– Ладно, я сейчас, – хмуро заметил Бонч-Бруевич, поспешно хватаясь за ручку входной двери к дежурному по станции.

После довольно продолжительных переговоров с дежурным по станции наш состав наконец опять тронулся. Несколько перегонов проследовали беспрепятственно. На станции Большая Вишера мы увидели три красных сигнала – видимо, это и был хвост таинственного поезда, шедшего все время перед нами. Несмотря на то, что было раннее утро, в этом странном поезде, как видно, никто не собирался спать. Дул резкий холодный ветер, но двери всех теплушек были раскрыты настежь. Пассажиры, одетые кто в морской бушлат, кто в студенческую шинель со светлыми пуговицами, а кто в гражданское пальто с бархатным воротником, разгуливали по перрону, увешанные холодным и огнестрельным оружием. Где только они его достали, да и чего тут только не было! Видно было, что этот неизвестный вооруженный сброд кого-то нетерпеливо ожидал… Они стояли отдельными группами на перроне, оживленно разговаривая между собой, словно стараясь в чем-то убедить друг другая

Доложили об этих людях командиру отряда Берзиню. Он приказал готовиться к скорому отправлению и обещал принять меры.

Все произошло необычайно быстро и организованно. На противоположных концах перрона неприметно для вооруженного сброда были установлены станковые пулеметы. Одновременно стрелки с пулеметами окружили подозрительный поезд, стоявший несколько впереди нашего на одном из соседних путей. Когда перрон и поезд вооруженного сброда были взяты в плотное кольцо, а пулеметчики залегли за щитами пулеметов, Берзинь скомандовал зычным голосом, привычным к командам на открытом воздухе:

– По вагонам! Даю десять минут, а затем открываю огонь!

Едва умолк его мощный голос, как сразу взбурлили отдельные группы вооруженных людей, подобно прорвавшей плотину воде. Раздались яростные выкрики:

– Насилие!

– К чертовой матери этих гвардейцев Ленина!

– В гранаты их, братва!

Держа в руке длинноствольный маузер и не меняя позы, Берзинь взглянул на часы: оставалось 6 минут.

– Граждане, поторапливайтесь!

Стрелки тем временем плотнее окружили перрон. Неизвестные занервничали, крики и ругань усилились.

– Долой узурпаторов!

– Не дрейфь, братцы, – не посмеют латыши нас колоть штыками!

– Осталось, – внезапно еще более повысил голос Берзинь, хладнокровно глядя на часы, – четыре минуты! – И ровно через минуту раздался его спокойный голос, не предвещавший ничего хорошего для вооруженного сброда:

– Готовсь!

Пулеметчики мгновенно прижались к земле, широко разбросав ноги, крепко стиснув рукоятки, медленно стали разворачивать тупые рыла пулеметов в сторону разрозненных групп вооруженных людей. Это решило все… Вооруженный сброд, словно завороженный, медленно передвигая отяжелевшие внезапно ноги, с яростными возгласами и руганью стал разбредаться, сопровождаемый со всех сторон насмешками латышских стрелков. Толпа, избегая их, все быстрее пятилась к своим вагонам. Когда пути были очищены, Берзинь отдал новую команду:

– Закрыть вагоны!

Это было сделано быстро и без всяких инцидентов. Бонч-Бруевич дал указание начальнику станции не открывать вагоны раньше, чем правительственный поезд пройдет три-четыре перегона.

На другой день мы благополучно прибыли в Москву.

После неудачного похода Керенского и генерала Краснова на Петроград и подавления восстания юнкеров 11 ноября контрреволюция пыталась найти опорные пункты на окраинах, стремясь перенести центр вооруженной борьбы в районы, населенные казачеством, – на Дон, Кубань, в оренбургские степи.

На Дону уже в октябрьские дни был создан контрреволюционный центр во главе с казачьим генералом Красновым. После неудач в Петрограде сюда сбежались все главари контрреволюции – Краснов, Корнилов и другие. В Петрограде действовало тайное бюро, вербовавшее офицеров и юнкеров для посылки на Дон. В январе 1918 года в так называемой «Добровольческой армии» уже числилось около 4000 человек, которые представляли собой авангард контрреволюционных сил Юга. Каледин группировал вокруг себя казачество и, ведя переговоры с атаманами терских, кубанских и астраханских казаков, лелеял надежду создать для борьбы с Советами «Юго-восточный союз». Его открыто поддерживала Украинская Центральная рада, которая в то время уже открыто выступала против советской власти и готовилась отторгнуть Украину от Советской России.

Замыслы контрреволюционеров были совершенно ясными: отрезать Советскую Россию от бакинской нефти, отнять у нее донецкий уголь, украинский хлеб. Столь же ясным было то, что контрреволюция на Дону будет искать союза с иностранными империалистами и попытается превратить Юг в плацдарм иностранной империалистической интервенции. Таким образом, уже в ноябре и декабре 1917 года создались два фронта борьбы внутренней контрреволюции против советской власти – на Дону и на Украине. Против этих фронтов советская власть и направила главный удар.

19 декабря Совет народных комиссаров обратился с воззванием ко всем Советам, предупреждая о грозящей опасности контрреволюции, которую готовят Каледин на Дону, буржуазная Центральная рада на Украине и Дутов на Урале. Совет народных комиссаров объявил о введении в Донском округе военного положения и решил сконцентрировать вооруженные силы революции в основном против Каледина. Тем не менее до конца декабря наше положение на Дону было незавидным: наши воинские части были почти небоеспособными, отсутствовала элементарная дисциплина, в отдельных частях между командирами и бойцами происходили постоянные стычки, кое-кто переходил на сторону белых и т. д. Наиболее сильными и дисциплинированными были части группы Сиверса, ядро которой составляли сибирские стрелки XII армии и Московский полк под командованием Саблина.