Владимир Ларионов - От Второго Иерусалима к Третьему Риму. Символы Священного Царства. Генезис идеократической парадигмы русской культуры в XI–XIII веках.

Создание в седьмом веке на коренных имперских землях Болгарской государственности, провозглашение себя царями князем Борисом-крестителем Болгарии и его сыном Симеоном, создание независимой болгарской патриархии – все это Ромейские василевсы вынуждены были принять как свершившийся факт после ряда тяжелейших военных поражений от болгар. И факт этот имел роковые последствия для самой идеи единой и нераздельной Римской империи, обнимающей собой всю культурную ойкумену, под которой с четвертого столетия подразумевался весь мир, населенный христианскими народами. Это изменение политического статуса болгарских государей не осталось без внимания и на Руси. «В текстах русско-византийских договоров встречаются термины и понятия, противоречащие византийскому социально-политическому и конфессиональному этикету. Например, категория “цесари” (907 г.) отнюдь не титул кесаря (стоящего в иерархии, разумеется, ниже императора), а самого василевса. То же можно сказать и об употреблении общеславянского этнонима “греки”, в известной степени уничижительного для “ромеев”-византийцев» [14] Бибиков М.В. Byzantinorossica. Свод византийских актовых свидетельств о Руси III. М., 2018 г. С. 52. [14]. Договор 971 г. Святослава и императора Цимисхия, заключенный в Доростоле, русская версия, подтверждает сказанное тем, что называет Цимисхия «царем греческим» [15] Бибиков М.В. Byzantinorossica. Свод византийских актовых свидетельств о Руси III. М., 2018 г. С. 64. [15]. Использование символики византийской титулатуры в договорной практике того периода – один из важнейших актов дипломатического взаимодействия договаривающихся сторон, позволяющий нам увидеть их реальное политическое взаимоотношение. Принятие Симеоном Болгарским в 913 г. титула василевса греков и болгар на века отразилось в политической традиции славянских государств. Согласие византийцев на принятие высших императорских титулов и усвоение имперских регалий правителями соседних государств оставило глубокий след в самосознании славянских народов. «Д. Оболенский предполагал, что это коснулось и киевского князя Владимира» [16] Бибиков М.В. Byzantinorossica. Свод византийских актовых свидетельств о Руси III. М., 2018 г. С. 68. [16]. Позднее, но в рамках все того же прецедента, созданного Симеоном, уже Стефан Душан в Сербии обретет титул василевса и автократора Сербии и Романии, где под Романией нужно видеть не просто земли, заселенными греческим этническим элементом, но и претензию на «римское наследство».

К концу X столетия ситуация еще больше усложнилась. Возникла Священная Римская империя германских Оттонов. Болгарское царство стало мощнейшим политическим образованием в мире, говорившем на равных как с василевсами в Царьграде, так и с германскими императорами и папами в Риме. О единственности уникальности Римского мира под скипетром единого мирового монарха в Константинополе действительно не могло быть и речи. Хотя, и это необходимо отметить, идея необходимости политического и церковного единства христианской ойкумены продолжала играть роль главной политической парадигмы средневековья. И тут на севере поднимается новая сила. Языческий князь руссов Святослав наносит удар болгарской государственности. Болгарские монархи становятся марионетками языческого князя. Такой политический триумф был по-своему осмыслен и на Руси, и в Византии. Военные победы предков дают возможность митрополиту Илариону называть князя Владимира и его сына Ярослава каганами, используя эту восточную политическую номенклатуру для одной цели – показать равнозначность Ромейских василевсов, Русских великих князей и болгарских царей. Основанием для такого политического демарша, конечно, были и яркие победы Святослава над болгарским царством, и его договор с Цимисхием, где византийский император самим фактом переговоров на берегу Дуная с князем признавал политическую равнозначность договаривающихся сторон. Изображение князя Владимира на золотниках с византийскими атрибутами верховной царской власти есть закономерный, символически выраженный этап становления русского политического самосознания, предшествовавшего проповеди митрополита Илариона и определяющий тот идейно-политический континуум, который сложился на Руси в период правления Ярослава Мудрого.

Время князя Владимира Святославича предстает перед нами в качестве эталонной для отечественной истории «хронотопической насыщенности». Именно в этот период были заложены те духовные, политические и социальные основания отечественной государственности, которые и предопределили облик особого культурно-исторического, цивилизационного типа русской этнокультурной общности, что нашло свое яркое смысловое отражение в «Слове о законе и благодати». Однако остается невыясненным вопрос, как могло возникнуть в новообращенной Руси столь зрелое и новаторское мировоззрение. Трудно представить, что у «младенческого» в духовном отношении народа вдруг появляется столь высокая богословская мысль, пережившая столетия, оформившая и сам народ в нерасторжимую духовно-историческую общность, мысль, в итоге создавшая феномен средневековой единодержавной государственности [17] Ужанков А.Н. Проблемы историографии и текстологии древнерусских памятников XI–XIII веков. – М.: «Рукописные памятники Древней Руси», 2009. – 439 с. [17].

Здесь мы можем сделать ряд предварительных замечаний, которые лишь отчасти позволяют пролить свет на данный феномен, которым, безусловно, является неординарное произведение митрополита Илариона.

Рассмотрим тезис об эсхатологическом народе последних времен, которым Илариону представлялся народ русский, принявший Благую весть.

Уникальна ли такая постановка вопроса и такое видение. Наверное, не совсем. Из послания Константинопольского патриарха Фотия, написанного после нашествия на Царьград «безбожной Руси» в 860 г., мы узнаем, что уже тогда византийцы усмотрели определенную взаимосвязь между напавшей Русью и библейским князем Рош, возглавляющем апокалипсические орды Гога и Магога. В «безбожной Руси», предположительно киевских князей Аскольда и Дира, ромеи увидели исполнение пророчеств о последних временах. Знаком ли был с посланиями патриарха Фотия митрополит Иларион, этого мы доподлинно не знаем. Но исключить такой возможности мы не можем, тем более учитывая тот факт, что в этих посланиях упоминается и о первом крещении Руси, и об основании первой епископской кафедры в Киеве. Мы можем предположить, что саму идею о роли особого эсхатологического народа всемирной истории Иларион вполне мог почерпнуть из этого послания, усмотрев, однако, в факте крещения «безбожной Руси» свидетельства ее особой миссии в драме истории, – миссии уже не отрицательной, как водительнице мирового зла, олицетворенного Гогом и Магогом, но положительной, как последнего оплота истинной веры и священной государственности.