Светлана Фалькович - Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века

Автор выражает искреннюю признательность руководству Института славяноведения РАН и всем тем, кто содействовал публикации этой книги. Особая благодарность кандидату исторических наук Ольге Сергеевне Каштановой, чьи ценные советы оказали большую помощь в деле подготовки текста книги к печати. Сердечно благодарю также исследователя истории России и Польши XIX в. Галину Васильевну Макарову за постоянное внимание к моей работе, помощь и поддержку.

Польские эмигранты, оказавшиеся за границей, на первых порах чувствовали себя неуверенно и потому стремились держаться вместе. Те, кто жил в одной местности, старались сообща защищать земляческие интересы и для этого большей частью объединялись в общины – гмины, которые устанавливали связи с различными комитетами и организациями. Гмины существовали во многих городах Европы и, прежде всего, в городах Франции – в Нанси, Страсбурге, Бордо, По, Дижоне, Кольмаре, а также в Льеже, Брюсселе, Мюнхене, Базеле, Люцерне, Лондоне (Вестминстере), в Михайленах и других местностях. В Париже они были почти в каждом квартале.

Жизнь на чужбине вне привычной социальной и культурной среды для большей части эмигрантов была нелегкой как в материальном, так и морально-психологическом отношении. Вначале французское правительство выплачивало им скудное пособие, позже еще более скромную материальную поддержку начали оказывать английские и бельгийские власти. Некоторая помощь шла и от общественных благотворительных организаций, например, от Литературного общества друзей Польши в Англии, а также от собственных эмигрантских благотворительных сборов. Усилия частной благотворительности координировал Центральный польский комитет, созданный французами в 1831 г., в его состав входили также и поляки. Эмигранты старались выжить, зарабатывая себе на хлеб собственным трудом, они брались за любую работу: среди них были как врачи, юристы, переводчики, наборщики, так и печатники, плотники, штукатуры, каменщики и пр. О том, что они не чуждались «черной» работы, свидетельствовал Д. Мадзини: он писал матери из Лондона, что бывшие польские офицеры дробят камни на английских дорогах, работают на прокладке железнодорожных путей, но умирают с голоду 15.

Определенная часть эмигрантов имела возможность получать средства от своих владений в Польше. Это были крупные помещики, представители аристократии, объединившиеся в эмиграции вокруг консервативной группировки Чарторыских, которая часто именуется в историографии «партией». На князя

Адама Чарторыского как на «начальника» (руководителя) восстания не распространялась царская амнистия, но он, бежав еще до падения Варшавы из занятого царскими войсками Королевства Польского, укрылся в польских владениях Австрии. Он все еще рассчитывал урегулировать отношения с Петербургом при посредничестве западной дипломатии. Еще из Кельце и Кракова он разослал депеши для польских дипломатических агентов в странах Европы, надеясь на интервенцию западных держав в связи с нарушением международных прав Польши, закрепленных соглашениями Венского конгресса 1815 г. Из Лейпцига он писал в Париж К. Князевичу и Л. Плятеру, а также Ю.У. Немцевичу в Лондон, указывая, что в сложившейся ситуации можно только «воспользоваться доброй волей дворов в полной мере придерживаться венского трактата». «Пусть не думают, – подчеркивал он, – что польское дело кончилось, оно жило и будет жить», и в этой связи князь хотел выяснить возможность формирования польских легионов за границей. В качестве непосредственного участника Венского конгресса Чарторыский намеревался свидетельствовать о нарушении прав Польши, зафиксированных в венских соглашениях. При этом он утверждал, что польское восстание не стало нарушением этих соглашений, так как Польша не являлась стороной, их подписавшей; нарушили же их Россия, Австрия и Пруссия, подписавшие венский трактат. В материалах, подготовленных для западных держав – участниц Венского конгресса, Чарторыский подчеркивал: «Победа не признает прав, которые бы противоречили справедливости и международным трактатам». Российское правительство твердило, писал он, будто восстание организовала лишь часть населения Королевства Польского, так почему же оно обрушило кару на всю страну? А если на революцию поднялся весь народ, то его права нельзя оспаривать. «Польша встала на бой, – заявлял князь, – так как не соблюдалась конституция». Указывая на тот факт, что европейские державы вступились за Грецию и Бельгию, он подчеркивал, что права Польши исторически более обоснованы. Из всего этого делался вывод: вмешательство в дело Польши в интересах Европы. «Либеральная и европейская политика правительств, желающих основать всеобщий мир на свободе и справедливости, – писал Чарторыский, – не должна бросать этого дела и отдавать его сторонникам анархии, которые жадно захватывают в свои руки польский вопрос, чтобы использовать его для собственной выгоды, которые радуются жестокости русских и еще больше были бы рады равнодушию европейских держав […]. Поистине трудно сохранить промежуточную позицию между деспотизмом и анархией и бороться с деспотизмом и анархией одновременно. Эти два врага счастья Европы тем более опасны, что победа одного подготавливает будущую победу другого» 16.

Эту позицию Чарторыского по его поручению представлял в Лондоне Немцевич, а вскоре и сам князь отправился туда через Францию, где встречался с Плятером и Князевичем. Еще в октябре 1831 г. он направил письмо Меттерниху, пытаясь добиться сохранения конституционного статуса Королевства Польского. Он вновь заверял, что польский вопрос «жив […] и будет жить, так как те же самые чувства, те же причины живут в сердцах несмотря на поражения […].

В каждом положении, – подчеркивал он, – мы достойны памяти и поддержки […], будущее нескончаемо, и никогда не исчезнет надежда для народа, пока он не перестанет быть народом». Находясь в Париже, князь уверял министра Себастиани, что если Запад «кинет» Польшу, то это «раньше или позже станет источником громаднейших несчастий для Европы». В Лондоне он также предупреждал правительственную верхушку, что «если позволить России разрастаться без меры, от этого пострадают все государства», и старался добиться принятия экономических санкций в отношении Российской империи. Чарторыский непосредственно пытался воздействовать на британское руководство, представив ему памятные записки «Цель и основания вмешательства в пользу Польши» и «О Венском конгрессе». Князь утверждал, что в Вене поляки не добились полной справедливости, так как конституцию и все провозглашенные там права они имели уже раньше в Речи Посполитой. Он подчеркивал, что Венский трактат нарушили все три разделившие Польшу державы, и резко критиковал Органический статут, которым Николай I заменил Конституцию Королевства Польского. Чарторыский добивался, чтобы западные державы, прежде всего Англия, потребовали от России восстановить статус Польского государства, провозглашенный на Венском конгрессе, и выступили его гарантами. «Не требуется ни войны, ни расходов, ни хлопот для министерства, – писал он, – а нужны только слова» в поддержку Польши. Попытки осуществить дипломатическую интервенцию он продолжил и после переезда в Париж в августе 1832 г. Министр иностранных дел Франции герцог де Брольи, которому Чарторыский подавал меморандумы, заверял его в симпатии к полякам, однако последствий эти заверения не имели, и сам князь Адам признавался в письме к В. Замойскому: «Мне уже очень тяжко быть всегдашним просителем и стучаться туда, откуда не отворяют». Тем не менее, он считал, что отступать нельзя, и постоянно старался реализовать все возможности, чтобы добиться помощи для дела Польши от правительств Франции и Англии. Так, когда в мае 1833 г. Россия поддержала Турцию в конфликте с Египтом, князь Адам, надеясь на реакцию европейских держав, обратился к Пальмерстону, но получил отказ. Князь стремился также привлечь к теме Польши внимание европейского общественного мнения, использовать голос западной прессы. Находясь в Англии, он установил связи с общественностью, с филантропическими организациями, способными оказать помощь бедствующим польским эмигрантам, наладил контакт с органами печати, публиковавшими материалы в поддержку Польши. После его отъезда из Лондона все связи перешли в руки В. Замойского, а затем Ю. У. Немцевича и И. Собаньского. Подобную работу соратники князя вели и во Франции. Впоследствии парижская резиденция Чарторыских Отель Ламбер, приобретенная в 1843 г., дала имя всему консервативному течению польской эмиграции и стала штабом аристократической партии, центром, который выступал посредником в отношениях поляков с правительственными организациями, занимался вопросами материальной помощи эмигрантам и облегчения доступа польской молодежи во французские учебные заведения. В Париже под председательством А. Чарторыского возникло Историческое общество, объединявшее от 180 до 260 членов. Позже при нем была создана библиотека в несколько тысяч томов. Наряду с Историческим обществом действовали и другие польские организации. В конце 1831–1832 гг. появились Общество Литвы и Руси (то есть украинских земель), Общество друзей прогресса, Научное общество польских эмигрантов и Общество научной помощи; в 1836 г. возникло Польское политехническое общество, а в 1841 – Промышленное общество. В 1834 г. княгиня Чарторыская основала Общество благотворительности польских дам, а десять лет спустя в Отеле Ламбер открылась школа для польских девиц, где дочерей эмигрантов обучали, готовя преимущественно к работе в качестве гувернанток. Тогда же был заложен Дом святого Казимежа для опеки над стариками и сиротами 17.