Александр Бушков - Русская Америка: слава и позор

Его брату Михаилу повезло гораздо меньше — продолжая те же семейные традиции, он так достал аборигенов Дальнего Востока, что они его в конце концов прикончили… Правда, на Амуре и Сунгари Михаил Стадухин не был каким-то феноменом, паршивой овцой. Ерофей Павлович Хабаров (в честь коего нынче названы город и железнодорожная станция), тоже немало накуролесил: любил, что греха таить, при нападениях на даурские селения брать в заложницы главным образом женщин, для известного употребления, отчего дауры на него обозлились, но прикончить не смогли, как ни пытались. Зато против Хабарова взбунтовалась часть его собственного отряда, бежала на трех судах по Амуру, поставила в «Гиляцкой земле» собственный острог и начала собирать ясак. Нагрянув туда с пушками, Хабаров этот острог обстрелял и взял штурмом. Голову никому не отрубил, но батогами бунтовщиков бил «нещадно», отчего многие померли. Такие вот веселые дела происходили на значительном удалении от администрации — частные войны, беспредел полнейший…

Случались истории даже почище, которые так и просятся в телесериал. Взять хотя бы Никифора Черниговского — не судьба, а песня…

Означенный Никифор в документах того времени именуется «поляком», но, судя по имени и фамилии (или прозвищу?), он наверняка с Украины. Как бы там ни было, он воевал на стороне поляков против царя Алексея Михайловича, попал в плен, и был, как тогда водилось, сослан на Амур — без малейшего поражения в правах, на положении абсолютно вольного человека: пусть себе новые земли осваивает там, куда добровольцев не всегда и калачом заманишь…

Держался Никифор и в самом деле чересчур уж вольно — в один прекрасный день взялся драться с тем самым воеводой Обуховым, о котором я уже упоминал. На сей раз причиной послужили отнюдь не воеводские злоупотребления: просто-напросто кулачные дуэлянты не поделили бабу. Надо полагать, фемина была исключительно красивая — дрались долго, дрались остервенело, в конце концов Никифор так увлекся, что ненароком ухайдокал воеводу до смерти. Нравы в тех местах были свободные, Никифор остался на воле, но прекрасно понимал, что за этакие художества Москва его не помилует — а ведь непременно когда-нибудь узнает… Нужно было срочно искать выход.

И ведь нашел его Никифор! Собрав отряд вольницы, пошел в те места, которые никто еще не крышевал, собрал огромный ясак и отправился с ним в Москву, с повинной.

Царь Алексей Михайлович поначалу освирепел и приговорил Никифора к смертной казни. Но потом призадумался. Умен был царь-батюшка и мыслил по-государственному. Ход его рассуждений восстановить нетрудно: воеводу Обухова уже не вернешь, хоть сто голов оттяпай, а Никифор — человек оборотистый, эвон какую кучу мехов приволок. Может оказаться полезным еще не единожды…

Кончилось всем тем, что государь не только помиловал Никифора, но и назначил его воеводой в Албазинский острог, что на Амуре! Правда, никак нельзя было считать новое место службы теплым местечком — Албазин, основанный в свое время Ерофеем Хабаровым, восемь лет назад до основания спалили китайцы, сами большие мастера собирать ясак с амурских племен и конкурентов, мягко говоря, не приветствовавшие.

Самое интересное, что Никифор и в самом деле оказался толковым руководителем. Он отстроил Албазин, привлек туда немало русских переселенцев. Появилось не только немало деревень, но и православный монастырь, основанный в урочище Брусяной Камень иноком Гермогеном.

Как раз в Албазине русским пришлось столкнуться уже не с мелкими князьками и даже не с «сибирским салтаном», а самой настоящей державой. Правившие тогда в Китае маньчжуры, как уже говорилось, не собирались уступать крышевание местных племен русским. В 1685 г. (когда Никифора Черниговского уже не было в живых) у Албазина появилась пятнадцатитысячная китайская армия со ста пятьюдесятью пушками.

В гарнизоне Албазина было только полторы сотни казаков при трех пушках. Однако китайцев они отбили, и те отступили, понеся большие потери. Продовольствия и боеприпасов, правда, у осажденных было мало — и воевода Алексей Толбузин вступил в переговоры. Китайцы согласились на почетную капитуляцию. Отряд Толбузина со всем оружием и пушками ушел в Нерчинск.

Китайцы ушли к себе в Китай. Тогда Толбузин, недолго думая, вернулся, отстроил бревенчатый острог (что было делом быстрым и нехитрым, если умеешь обращаться с топором) и собрал с окрестных полей урожай, которого китайцы, уходя в быстром темпе, не тронули.

Прослышав про такие дела, разобиженный китайский воевода Лант Тань, командовавший первой осадой, вновь объявился под Албазином. Солдат у него на сей раз было поменьше, всего восемь тысяч, зато пушек — аж четыреста.

На сей раз русские не собирались уходить — зерна у них было предостаточно, боеприпасов тоже. В первые же дни обороны воевода Толбузин был смертельно ранен китайским ядром, и команду вместо него принял нерчинский казак Афанасий Бейтон…

Вам эта фамилия не кажется чуточку нерусской? Еще бы… Нерчинский казак Афанасий Бейтон был… чистокровнейшим шотландцем! Не родившимся в России потомком славных горцев, а натуральным шотландским уроженцем, приехавшим в Россию искать счастья. Шотландия в те годы особым благосостоянием похвастаться не могла, жилось там тяжело и голодно (см. Вальтера Скотта и Стивенсона), и гайлэндеры, переодевшись вместо клетчатых юбок в штаны, разбредались в поисках удачи по всей Европе (именно так в России и появился некто Лермант, предок нашего великого поэта)…

(Вот, кстати. Не «Лермонт», а именно Лермант. Через «а». Первоначально именно так, через «а», писались предки Лермонтова и он сам в юные годы — Лермантов. Но потом кто-то рассказал Михаилу Юрьевичу о великом средневековом поэте Шотландии Томасе Лермонте, у юноши заработала поэтическая фантазия, он стал писать фамилию исключительно через «о», всем и каждому объясняя, что его предок — Лермонт, дамы и господа! — как раз и был потомком Томаса Лермонта. Ну, понемногу все привыкли, даже сами новоиспеченные Лермонтовы… Исторический факт, основанный на воспоминаниях друзей и современников поэта).

Но вернемся в Албазин. Шотландский казак Афанасий Бей-тон держался в осаде десять месяцев! Я так и не выяснил, сколько русских там было поначалу — но, учитывая численность прошлого гарнизона, не более двухсот человек. Осаждавших — восемь тысяч при четырехстах пушках (которыми, кстати, командовал не китаец и не маньчжур, а французский монах-иезуит Вердье. Вот уж поистине эти «злокозненные езуиты» везде пролезут!).

Бейтон держался с начала июня 1686 г. до начала мая 1687 г. Продовольствие подошло к концу, в остроге началась цинга… Бейтон держался! Жаль, что эта история, судя по всему, осталась совершенно неизвестной сэру Вальтеру Скотту — роман получился бы захватывающий…