Михаил Делягин - Светочи тьмы. Физиология либерального клана: от Гайдара и Березовского до Собчак и Навального

Сам Чубайс отрицал значимость этого фактора и подчеркивал, что сам цветами не торговал. В этом проявилась понимание им второго веления времени: важности имиджа. Недаром, насколько можно вспомнить, именно возглавленная им РАО «ЕЭС России» первой стала платить ключевым СМИ за согласование (и при надобности вычеркивание) упоминаний «чувствительных» лиц и фактов. Необходимость же фактической цензуры при помощи подбора кадров была провозглашена группой Чубайса еще в 1990 году.

Наряду с Адамовым и Аксененко он входил в тройку выдающихся российских государственных менеджеров, которые по своим качествам настолько превосходили государство, что оно не могло поставить им задачу, и им приходилось направлять свою деятельность самостоятельно.

Хотя Чубайс крайне плох как линейный менеджер, он умеет создавать крупные, активные и влиятельные социальные группы, обогащающиеся за счет проводимых им преобразований и потому являющиеся его социально-политической и, вероятно, экономической базой. Этот образ действия выделяет его из деятелей продолжающейся вот уже более 30 лет эпохи национального предательства.

Чубайс не только систематик, вылавливающий главное для себя из информационного хаоса, но и отличный индивидуальный психолог: в 90-е ненавидевшие его губернаторы выходили из его кабинета со слезами благодарности, – ничего от него не получив.

Обладает прекрасными связями на Западе, прежде всего с демократической частью американского истеблишмента. С 1992 года простейшим способом втереться в доверие к представителям Запада – будь то политики, чиновники или представители корпораций – была похвала в адрес Чубайса: она автоматически приносила «знак качества» и делала вас «своим».

Его моральный уровень выше среднего реформаторского. Представления об избыточной аморальности вызваны эффективными приемами психологического давления, среди которых важное место занимает агрессивная демонстрация беспредельной наглости. Недаром фраза «Наглость города берет», ставшая неформальным символом либеральных реформаторов, приписывается именно ему.

В отличие от многих других либеральных реформаторов, способен на человеческие чувства. После гибели от рака одного из близких открыл в Москве великолепный хоспис. Когда один из журналистов встретил его там во второй половине 90-х, привезшего умирающим шампанского и икры, настойчиво просил не упоминать об этом в прессе.

Чубайс стремится избежать применения насилия, что в 90-е выгодно отличало его от ряда других влиятельных фигур. Провокация в отношении Квачкова (а безумное многолетнее судилище против одного из наиболее уважаемых ветеранов спецназа почти не оставляет места для иных версий) вряд ли организовывалась по его инициативе, хотя он, безусловно, поддерживал ее.

Своих сотрудников старается не «сдавать».

Вопреки распространенным представлениям, Чубайс далеко не безошибочен. Он не раз терпел болезненные поражения (стоит вспомнить хотя бы провал концепции «либеральной империи», по которой, насколько можно понять, Россия должна была вытеснять Китай из Средней Азии в интересах Запада), но всякий раз настойчиво продолжал свое дело.

Страх резко повышает эффективность его работы. Испуганный Чубайс – изобретательный боевой робот без тормозов с колоссальным напором, сфокусированный на единственной цели и идущий к ней любой ценой, ассоциирующий ее с сохранением собственной жизни.

Провозглашенная публично личная иррациональная ненависть к Достоевскому представляется результатом принципиального отрицания важности не только справедливости, но и всего некоммерческого как такового (включая русскую культуру).

Остается признанным лидером либерального клана, отодвинув на вторые роли даже, вероятно, связанного с теневыми «старыми» капиталами Европы стратега Волошина. Похоже, довольно эффективно (в провалах скорее виновен его политический порученец «абажур» и, по некоторым данным, личный психолог на протяжении двух десятков лет Гозман [2] Не случайную популярность получила фраза «Россия не должна забывать, как многим она обязана Гозману: будь тот умным, Чубайс мог бы стать президентом». ) и при этом полностью оставаясь в тени, координирует удары как официальных, так и оппозиционных либералов по враждебному силовому клану, а с 2012 года и по Путину.

Первым крупным «делом» Чубайса стала ваучерная приватизация, символом которой он остается по сей день.

Обещание двух «Волг» за ваучер показало всем, что никаких моральных ограничений больше нет: это был четкий сигнал, воспринятый всей системой управления. Последующая приватизация, став инструментом сознательного разграбления общенародной собственности (то есть всего народа, что последний немедленно ощутил падением своего жизненного уровня), не создала, а, напротив, уничтожила святость прав собственности и сделала крупную собственность в общественном сознании a priory преступной.

Более того: поскольку предприятия доставались приватизаторам почти даром, экономически рациональным (особенно в условиях неопределенности) было не их развитие, а, напротив, высасывание их, присвоение их оборотных средств с последующем выбрасыванием и распродажей по цене металлолома. Это сделало заведомо нерентабельным создание новых предприятий, ибо их владельцы должны были закладывать в цену продукции окупаемость сделанных инвестиций, а приватизаторы – лишь величину уплаченных либеральным реформаторам взяток.

Последовательно, эффективно и сознательно Чубайс выражал интересы доминирующей в каждый момент времени группы интересов: сначала отдавал заводы директорам, потом содействовал их захвату разнообразными «новыми русскими», потом помогал создавать олигархию залоговыми аукционами (идея вызрела в недрах бывшего международного отдела ЦК КПСС, системно участвовавшего в бизнесе). Он успел поощрить закон об ускоренном и упрощенном банкротстве, запустивший волну рейдерства еще до дефолта 1998 года.

Уже в июле 1992 года привлек к работе американских консультантов, часть которых баснословно обогатилась, а часть (включая их руководителя Хэя, в 2004 году отданного под суд в США за разворовывание американских денег в ходе приватизации) обвинялась в работе на ЦРУ. Учитывая рекомендации, нацеленные на последовательное уничтожение лучших и наиболее значимых российских предприятий (скажем, в Нижегородской области, где они не были выполнены, насколько можно судить, лишь по раздолбайству ее демократического губернатора Немцова), последнее представляется почти очевидным.

Черномырдин и другие «политические тяжеловесы» держали его за мальчика, взятого на грязную работу, которого по ее выполнении можно будет спокойно «сдать». Правовой нигилизм Чубайса был оружием класса партхозноменклатуры, завершающей перестройку приватизацией, – и она не понимала, как быстро оно обернется против нее.