Илья Деревянко - Научные и научно-популярные произведения. Том 2. Русская разведка и контрразведка в войне 1904–1905 гг.

Прибыв в Японию, Ванновский вскоре убедился, что его предшественник недаром так стремился в Россию. Несмотря на высокое жалованье, престижную должность и прочие блага, положение военного агента в Японии было незавидным. Он был подобен слепому, которого заставляют описать окружающее. Из-за отсутствия сети тайной агентуры и незнания японского языка военный агент в Японии видел лишь то, что ему хотели показать, и слышал лишь то, что нашептывали местные спецслужбы, изрядно преуспевшие в области дезинформации. Ко всему прочему, Ванновский, несмотря на энергию и добросовестность, о которых упоминал Куропаткин в своей резолюции, как и большинство строевых офицеров, был абсолютно некомпетентен в вопросах «тайной войны». Все это не могло не отразиться на результатах его работы.

С некоторых пор генерал-квартирмейстер Главного штаба стал замечать, что из Японии поступает очень мало разведывательных донесений и содержащаяся в них информация не представляет стратегического интереса. Дипломатические отношения России с Японией уже балансировали на грани войны, и, хотя, по мнению большинства сановников, это государство не внушало особых опасений, подобное положение дел вызывало у генерал-квартирмейстера некоторое беспокойство. Ванновскому предложили исправиться, но у него ничего не получилось. Тогда генерал-квартирмейстер, вместо того чтобы разобраться в основных причинах, предложил заменить военного агента. Сведения стали поступать активнее, но, как выяснилось впоследствии, они мало соответствовали действительности. Чтобы Россия не успела к началу войны стянуть на Дальний Восток необходимое количество войск и боеприпасов, японцы старательно занижали данные о численности своих войск. Преемник Ванновского, подполковник В. К. Самойлов, обладавший незаурядным даром разведчика, но в силу объективных причин, о которых мы уже говорили раньше, так и не сумевший добиться существенных результатов, рапортом от 24 мая 1903 г. сообщил в Главный штаб: «Все, что касается численного состава армии в Японии, составляет большой секрет, и достать какие-либо сведения можно только случайно. Сведения же, сообщенные мне иностранными военными агентами, хотя и разнящиеся от наших, не могут считаться достоверными» [1] ЦГВИА СССР. Ф. 400. Оп.4. Д. 327. Л. 384. .

В результате к началу войны с Японией Россия оказалась совершенно неподготовленной по части разведданных, что роковым образом отразилось затем на ее итогах.

Введенные в заблуждение японской дезинформацией руководители русского военного ведомства вплоть до самой войны не предпринимали никаких действенных мер для увеличения численности и мощи дальневосточной армии.

В начале военных действий сведения о противнике, получаемые от военных агентов (в Корее и Китае), доставлялись в разведотделение штаба армии через разведотделение штаба наместника[12], что вызывало определенную неразбериху. Контакты разведотделений затруднялись той враждебностью, которая была характерна для взаимоотношений командующего Маньчжурской армией А. Н. Куропаткина и наместника адмирала Е. А. Алексеева, который формально считался главнокомандующим. После назначения в октябре 1904 г. А. Н. Куропаткина главнокомандующим донесения военных агентов стали поступать в его штаб. Усиливало неразбериху и то, что чиновники МИДа, Министерства финансов и военные агенты из европейских стран по-прежнему направляли донесения своему непосредственному начальству в Петербург, в результате чего командование действующей армией постоянно запрашивало Военное министерство о разведданных.

В первое время организацией тайной разведки в штабе Маньчжурской армии ведал полковник Генерального штаба А. Д. Нечволодов, который накануне войны был назначен военным агентом в Корею, но не успел доехать к новому месту службы. В конце апреля 1904 г. он командировал в Японию и Корею трех тайных агентов из числа иностранцев – Шаффанжона, Барбье, Мейера, – которые посылали в штаб информацию кружным путем через Европу.

Вскоре после этого общая организация дальней разведки была поручена генерал-майору Генерального штаба В. А. Косаговскому, в распоряжение которого были назначены офицеры Генерального штаба (в том числе полковник А. Д. Нечволодов) и переводчик с европейских языков Барбье. С самого начала работы у В. А. Косаговского возникли серьезные осложнения с генерал-квартирмейстером Маньчжурской армии генерал-майором В. И. Харкевичем. В июне 1904 г. В. А. Косаговский писал в своем дневнике: «Владимир Иванович Харкевич боялся, как бы я не стал ему поперек дороги, и употребил все от него зависящее, чтобы затормозить мне это дело. И, увы, он благополучным образом достиг этой гнуснейшей цели на пагубу русскому делу. Харкевич не только не дал мне ни одного способного офицера Генштаба, но еще и подставлял всюду ножку, подрывая мой престиж и восстанавливая против меня Куропаткина, Сахарова[13] и вообще весь штаб. А меня он довел до такого нервного возбуждения, что я готов был задушить Харкевича» [2] ЦГВИА СССР. Ф. 76. Оп.1. Д. 217. Л. 239. .

Косаговский действовал независимо от разведотделения армии и передавал добываемую информацию непосредственно Куропаткину. Кроме него, вербовку тайной агентуры осуществляли разведотделение и военные агенты за рубежом.

Со временем число тайных агентов в дальневосточных странах значительно увеличивается. В документах военного ведомства они известны под именами Бале, Эшар, Колинз, Дори, Гидис и т. д.

Тайные агенты прикреплялись к определенным военным атташе или дипломатам, через которых передавали информацию и получали вознаграждение. Так, например, тайный агент в Иокогаме Бале был связан с военным атташе в Тяньцзине полковником Ф. Е. Огородниковым, Дори – с атташе в Париже полковником Лазаревым и т. д.

Однако сведения, добываемые тайными агентами, освещали в основном организацию тыла японской армии. Их донесения поступали в штаб главнокомандующего кружным путем (через Китай или Европу) и почти всегда опаздывали. В начале 1905 г. после неудачного для России сражения под Мукденом[14] японцам удалось захватить часть штабных обзоров с делами разведотделения. Русские агенты в Японии оказались на грани провала, и многих пришлось отозвать. В их числе оказался уже известный нам журналист Бале.

В начале Русско-японской войны руководство разведкой непосредственно на театре военных действий осуществляло разведотделение управления генерал-квартирмейстера штаба Маньчжурской армии. Работало оно неэффективно. Сводки данных о противнике составлялись нерегулярно и предназначались только для высшего командования. Штабы дивизий, корпусов и отрядов до 26 октября 1904 г. не получали из штаба армии разведданных и были вынуждены довольствоваться сведениями своей войсковой разведки[15] (т. е. безотносительно к общей стратегической обстановке).