Владимир Куковенко - Загадочная история XI-го самозванца

Вызывает серьезные вопросы и то, что московское правительство, в течение нескольких лет упорно и методично добиваясь от различных государств выдачи Акундинова, так и не смогло предъявить ему достаточно серьезных обвинений. Во многих официальных грамотах его обвиняли в том, что он «покрал многую царскую казну», но при допросе в Москве следствие об этом как будто забыло и интересовалось лишь происхождением Акундинова и тем, как опровергнуть его родство с Шуйскими.

Если он был всего лишь мелким мошенником, то наказание, учиненное ему, не соответствует тяжести его преступления. По русским уголовным нормам того времени, воры и должники осуждались на виселицу или же подвергались правежу, т.е. битью кнутом. Четвертовались исключительно государственные преступники за умыслы против властей и монархов.

Единственная его явная вина заключалась в том, что он называл себя князем Шуйским. Но было ли это большим преступлением, учитывая то, что он не поднимал мятежа, и у него не было многочисленных сторонников, готовых с оружием в руках отстаивать его права? Примерно в эти же годы другой самозванец, Иван Луба, польский подданный, выдавал себя за царевича Ивана, сына Лжедмитрия I и Марины Мнишек. По требованию царя Михаила Федоровича Польша выдала самозванца Москве, но он был отпущен с миром на родину после того, как признался в своем обмане (8).

Весьма странно воспринимается и то обстоятельство, что еще в 1650 году русское правительство, добиваясь от Богдана Хмельницкого выдачи Акундинова, не считало его опасным государственным преступником. В царской грамоте, посланной гетману, по поводу самозванства говорилось следующее:

«И будет он Тимошка от того своего воровства отстанет и к нам, великому государю, вину свою принесет, только мы великий государь, не смотря на его непристойные враки, для его гетманова челобитья пожаловали, велели его принять, и он бы на нашу государскую милость был надежен и ехал в Путивль без всякого сумнения» (9).

Но уже через год-полтора отношение к Акундинову резко изменилось. Русское правительство заняло непримиримую и враждебную позицию, и о прощении уже не могло идти и речи.

Стоит заметить, что одновременно с Акундиновым в Польше, в Крыму и Турции появлялись многие подозрительные личности, выдававшие себя за потомков русских царей. Но ни одного из них не преследовали с такой неумолимой настойчивостью, как Тимошку.

Можно ли все это объяснить некой непоследовательностью и противоречиями в действиях русского правительства?

Скорее всего, дело заключается в другом. Действия русского правительства были последовательными и целенаправленными, но «расспросные речи» Тимошки и протоколы его допросов вряд ли дошли до нас в полном виде. Олеарий упомянул о том, что Акундинова дополнительно допрашивали относительно «некоторых пунктов». Видимо, в этих пунктах и была заключена главная тайна и главное политическое преступление самозванца. Но, он не пожелал их раскрывать, унеся с собой в могилу и тайну своего происхождения, и тайну своих подлинных похождений. Некоторые подробности их совместных похождений мог раскрыть на следствии Константин Конюхов, товарищ Акундинова. Но протоколы его допроса исчезли из архивов.

Возможно ли теперь, хотя бы в малой степени, восстановить истинные детали жизни и деятельности этого загадочного самозванца? Я полагаю, что не на все, но на некоторые вопросы все же можно ответить.

3. Самозванец, его сословное происхождение и покровители

Соглашаясь с правительственной версией о том, что Тимошка был сыном незнатных родителей, невозможно не обратить внимания на одну примечательную деталь. Женой Акундинова была внучка архиепископа Вологодского Варлаама. Сведений об этом человеке сохранилось весьма мало, и мы не можем с уверенностью сказать, из какого сословия он происходил. Но, можно предположить, что архиепископ Вологодский и Великопермский был знатного дворянского (если не боярского) рода, чем и объясняется его высокий сан и быстрое продвижение по церковной иерархической лестнице (10). Примеров тому, что подобных высот в то время на Руси достигали люди незнатные, практически нет. Один патриарх Никон сделал быструю карьеру, но здесь сказалось расположение к нем царя Алексея Михайловича.

Если Варлаам происходил из аристократов, то мог ли он породниться с человеком из «подлого звания»? Учитывая кастовую замкнутость тогдашнего высшего русского общества, учитывая сословные представления о чести, следует полностью отвергнуть возможность подобного брака.

В том случае, если Варлаам был все же более скромного происхождения, то все равно его поступок вызывает определенное недоумении в силу следующих причин. После смерти патриарха Филарета (1633), Варлаам был один из трех кандидатов на патриаршество. Следует сказать, что патриарх Филарет Никитич, отец царя Михаила Федоровича, практически правил Россией. Притом правил твердо и энергично. И кандидатов в его приемники, видимо, выбирали из людей, обладавших знаниями, благочестием, государственным умом, видя в них будущего соправителя и помощника в политических делах Михаила Федоровича. Пусть Варлаам и не был избран пастырем российской паствы, но от этого он не утратил своих высоких качеств, своего большого авторитета. Такой человек с легкостью мог найти для своей внучки мужа из знатной семьи. Но он предпочел, пусть и многообещающего, но скромного юношу из бедного сословия. За этим, внешне странным шагом архиепископа Варлаама скрывается, как мне кажется, нечто значительное – косвенное подтверждение некой тайны рождения Тимошки. Возможно, что Варлаам знал об этом юноше гораздо больше, чем прочие. Не исключено, что он мог быть в числе тех, кому, по словам Тимошки, «отец приказал беречь его тем людям, которые ему впрямь служили, и они его вскормили».

В 1645 году Варлаам покинул архиепископство и ушел на покой в Великоустюжский Михаило-Архангельский монастырь, архимандритом которого он был до занятия архиепископской кафедры. Не исключено, что это удаление было связано с розыском по делу Тимошки. Видимо, архиепископ Вологодский и Великопермский в свое время утаил от царских дьяков настолько важные сведения о своем воспитаннике, что это укрывательство сочли тяжким преступлением. Скончался Варлаам, как считают некоторые историки, в 1652 году, немного не дожив до ста лет.

Есть и другое подтверждение того, что в происхождении Тимошки есть некая тайна. Олеарий упомянул, что в Москве Акундинова принял Иван Патрикеев, дьяк приказа «Новой четверти». Слово «дьяк» уже в XVIII века утратило свой изначальный смысл и стало обозначать мелкого служащего, занимающего должность писца или канцелярского работника в различных судебных и прочих департаментах. Примерно в таком же смысле оно понимается и в наше время. Но в XV-XVII веке это понятие распространялось на более высокие должности: дьяки подчинялись лишь судьям, и вместе с ними стояли во главе государственных учреждений – приказов, которых в стране насчитывалось в то время только тридцать три. В некоторых случаях дьяки сами руководили приказами, и именно к таким относился приказ Новой чети. Если учитывать, что приказ – это современное министерство по своим функциональным обязанностям и полномочиям, то Иван Патрикеев был весьма высокопоставленным чиновником государственного аппарата: министром по контролю деятельности питейных заведений всей России и сбору налогов с них. Возможно, в обязанности приказа входил и контроль за винокурением. Следовательно, Патрикеев был министром одной из самых доходных отраслей государственной деятельности и весьма влиятельным человеком в государстве.