Вольдемар Балязин - Тайны дома Романовых

А заговор между тем вступал в заключительную стадию. Общее положение дел хорошо выразил один из заграничных заговорщиков, опальный русский посол в Лондоне граф С. Р. Воронцов.

В письме из Лондона от 5 февраля 1801 года, написанном симпатическими чернилами, он уподоблял Россию тонущему в бурю кораблю, капитан которого сошел с ума. Воронцов писал: «Я уверен, что корабль потонет, но Вы говорите, что есть надежда быть спасенными, потому что помощник капитана – молодой человек, рассудительный и кроткий, к которому экипаж питает доверие. Я заклинаю Вас вернуться на палубу и внушить молодому человеку и матросам, что они должны спасти корабль, который частью, равно и груз, принадлежит молодому человеку, что их тридцать против одного и что смешно бояться быть убитому этим безумцем-капитаном, когда через несколько времени все, и он сам, будем потоплены этим сумасшедшим».

Определенную роль в обострении создавшейся ситуации сыграл тот факт, что в начале 1801 года Павел вызвал в Петербург тринадцатилетнего племянника жены принца Евгения Вюртембергского. Этот мальчик еще в 1798 году получил от Павла звание генерал-майора и стал шефом драгунского полка. Воспитателем при нем был генерал барон Дибич, в прошлом адъютант Фридриха Великого. 7 февраля принц Евгений был представлен Павлу и так ему понравился, что император поделился с Дибичем своим намерением усыновить Евгения, прибавив, что он владыка в своем доме и государстве и потому возведет принца на такую высокую ступень, которая повергнет всех в изумление.

Это обстоятельство не ускользнуло от внимания Александра и его сторонников и стало еще одним козырем в руках заговорщиков, так как было ясно, о какой «высокой ступени» для усыновленного принца говорил император. Разумеется, что на этой «высокой ступени» двоим стоять было невозможно, и Александр понимал, чем это все может кончиться лично для него.

Как известно, в ночь на 11 марта 1801 года заговорщики ворвались в спальню Павла и убили его.

В это время Александр, находившийся в том же Михайловском замке, только в другом его крыле, лежал на постели, не раздеваясь.

Около часа ночи к нему вошел Николай Зубов, всклокоченный, красный от волнения, в помятом мундире, и хрипло произнес:

– Все исполнено.

– Что исполнено? – спросил Александр и, поняв, что его отец убит, безутешно зарыдал.

В этот момент возле него появился спокойный, подтянутый Пален и, чуть поморщившись, холодно сказал:

– Ступайте царствовать, государь.

…Первые минуты и часы царствования Александра оказались самыми тяжелыми в его жизни. Пален провел его по темным коридорам Михайловского замка, заполненным пьяными, сильно возбужденными, громко говорящими офицерами. Некоторые из них держали в руках горящие факелы, и кровавый отсвет огня показался трепещущему, близкому к обмороку Александру зловещим.

Когда они вошли в спальню Павла, Александр увидел обезображенное ударами сапог лицо мертвого отца. Это зрелище потрясло его, но еще более – коварство и безжалостность, с какою все это было проделано. Ведь он надеялся, что отца только арестуют, а его убили, причем – жестоко, нисколько не думая о сыновних чувствах Александра, в глубине души все же любившего отца.

Еще раз вглядевшись в синее, распухшее лицо покойного, Александр вскрикнул и, потеряв сознание, упал на спину, во весь рост, сильно стукнувшись головой об пол.

…Когда слух об убийстве Павла дошел до Марии Федоровны, она выбежала из своих покоев, «не владея собой от гнева и отчаяния», и явилась перед заговорщиками. Ее крики разносились по всем коридорам. Заметив гренадер, она несколько раз повторила им: «Итак, нет больше императора, он пал жертвой изменников. Теперь я – ваша императрица, я одна ваша законная государыня, защищайте меня, идите за мной!» Один из участников заговора, генерал Беннигсен, и Пален с трудом, силой, увели Марию Федоровну в ее комнаты, но она снова пыталась выбежать в коридор, решившись на то, чтобы захватить власть и отомстить за убийство мужа. Но императрица Мария ни наружностью, ни характером не была способна возбудить в окружающих энтузиазм или безотчетную преданность. Ее многократные призывы к солдатам не произвели никакого впечатления. Может быть, этому способствовал и немецкий акцент, сохранившийся у нее в русской речи. Часовые скрестили оружие, и императрица отошла от двери.

Чарторижский писал: «Я никогда ничего не слышал о первом свидании матери и сына после совершенного преступления. Что говорили они друг другу? Какие могли они дать объяснения по поводу того, что произошло? Похоже, они поняли и оправдали друг друга, но в эти первые страшные минуты император Александр, уничтоженный угрызениями совести и отчаянием, казалось, был не в состоянии произнести ни одного слова или о чем бы то ни было думать. С другой стороны, императрица, его мать, была в исступлении от горя и злобы, лишивших ее всякого чувства меры и способности рассуждать.

Из членов императорской фамилии, среди ужасного беспорядка и смятения, царивших в эту ночь во дворце, только одна молодая императрица, по словам всех, сохранила присутствие духа. Император Александр часто говорил об этом. Она не оставляла его всю ночь и отходила от него лишь на минуту, чтобы успокоить свекровь, удержать ее в ее комнатах, уговорить ее прекратить свои вспышки, которые могли стать опасными, когда заговорщики, опьяненные успехом и знавшие, как они должны опасаться ее мести, являлись хозяевами во дворце. Одним словом, в эту ночь только императрица Елизавета сохранила самообладание и проявила моральную силу, которую все признали. Она явилась тогда посредницей между мужем, свекровью и заговорщиками и старалась примирить одних и утешить других».

После всего увиденного Александр был близок к помешательству. Он плакал, ломал руки, обвинял заговорщиков в обмане и предательстве. Себя же он считал жертвой кровавого плутовства, низкого коварства, обернувшегося смертью любимого отца, которого он хотел всего лишь взять под опеку, поселив в Михайловском замке и предоставив ему для прогулок расположенный по соседству Летний сад. Но его обманули. Отец был мертв. Содеянного поправить было нельзя, и рационализм в конце концов взял верх над эмоциями.

Во втором часу ночи Александр вышел к преображенцам и семеновцам, все еще стоявшим в карауле, и после короткой встречи сел в сани и уехал в Зимний дворец.

12 марта был издан манифест, извещавший подданных, что Павел скончался нынешней ночью от апоплексического удара, и от имени нового государя обещавший «управлять страной по законам и по сердцу… Екатерины Великой».