Елена Прудникова - Последний бой Лаврентия Берии

Еще через четверть часа машина въехала во двор небольшого двухэтажного здания без вывески – там располагался биологический исследовательский институт, из тех, о которых не пишут в справочниках. Идти Котеничев уже не мог, но это и не требовалось, теперь его будут носить. Носить, переворачивать, поить с ложечки… хотя поить при ранении в живот не будут, а как хочется пить, и больно, просто нет сил терпеть… ну почему так больно, он ведь совсем не шевелится, а с каждой минутой все хуже и хуже… Его внесли в большую светлую комнату, положили на стол, торопливо разрезали одежду. Как во сне, он слышал над собой голоса:

– Очень большая кровопотеря, товарищ Кузьмин. Если не крови, то хотя бы плазмы надо, голубчик…

– Нет у нас человеческой крови, профессор. И плазмы тоже нет. И за час не достанешь, сами ведь знаете…

– Ну что ж, давайте работать так. Он столько держался, что теперь умирать просто глупо…

А в час дня из ворот особнячка выехал крытый фургон с опечатанными дверцами, не подлежащий никакому досмотру. Внутри были ящики с вакциной, а за ними устроили Котеничева. Он только начал отходить от операции, лежал, отрешенно глядя на деревянный бок ближайшего ящика. Сознание возвращалось, и с ним возвращалась боль, еще усугублявшаяся от тряски. Нестерпимо хотелось пить, но пить было нельзя, это бесконечно объяснял сопровождающий, смачивая ему губы и все время, как заклинание, повторяя фразу из гайдаровской сказки: «Держитесь, дорогой. Вам всего-то вечерок простоять да ночь продержаться». К вечеру майор потерял сознание и уже не почувствовал, как его выносили из фургона, как устраивали в палате, ставили капельницы, переливали кровь. Лишь через восемь дней Котеничев открыл глаза, усилием воли сфокусировал склонившееся к нему лицо и улыбнулся. Все-таки он был прав, когда решил, что надо встать и идти.

– Андрюша… – тихо сказала Полина. – Ты меня слышишь?

Котеничев кивнул и, с трудом дотянувшись, поцеловал руку, лежавшую у него на щеке…

…Хрущев, который уже недели две не проявлял интереса к делам Павла, внезапно вызвал его. На сей раз первый секретарь был по-деловому краток.

– Вот что, Павлушка. Есть для тебя одно очень важное дело. Память у тебя хорошая?

– А вы не помните, Никита Сергеевич, как меня вместо памятной книжки использовали?

– Помню, помню! Смотри какой обидчивый. Время-то идет… Но коли у тебя все без изменений, то и хорошо. Надо будет запомнить одну фразу. Передашь ее Берии слово в слово и так же точно принесешь ответ. Справишься?

– А чего тут справляться, Никита Сергеевич? – еще подбавив обиды в голосе, сказал Павел.

Фраза была странной, Коротков ее не понял, да и Берия, кажется, тоже.

– Как вы говорите? «О чем все думают, что оно было второго, на самом деле произошло первого? Если хочешь знать, почему, вспомни сорок девятый…» Тоже мне, автор ребусов. И что я должен на это ответить?

– Вы меня об этом спрашиваете? – пожал плечами Павел.

– Ах да, я забыл, вопросы здесь задаете вы. Так что же это значит? Второго… Второго июля – начало пленума, но даже если на самом деле он начался на день раньше, то какая разница? Второго июня… Вроде бы ничего особенного не происходило. Второго мая… Он что думает, у меня календарь в голове?

– Может быть, имеется в виду событие, которого нельзя не… Лаврентий Павлович, что с вами? Вам плохо?

Берия, побледнев, навалился грудью на стол, уронил голову на скрещенные руки.

– Да… – еле слышно сказал он.

– Выпейте воды…

– Нет, – он слегка оттолкнул руку со стаканом. – Не сейчас… Мне надо… лечь… скорее…

– Конвой! – Павел схватил телефонную трубку. – Быстро сюда!

Прибежавшие тюремщики повели арестованного в камеру. Берия шел сам, почти повиснув на плече начальника караула. Они миновали короткий коридорчик, второй охранник завозился с ключами, и в это время он все-таки стал терять сознание и сползать на пол. Павел подхватил Берию с другой стороны, почувствовал, как тот вцепился ему в руку и не выпускал до тех пор, пока его не втащили в камеру и не уложили на койку. Он полежал с минуту, прикрыв глаза и тяжело дыша, затем повернул голову, неуверенно вглядываясь в лица. Павел склонился к нему.

– Лаврентий Павлович! Пригласить вам врача?

– Не надо… Этих вещей никто не понимает… Ничего, сейчас полежу… пройдет… Не в первый раз… Не уходите, мне вам… ответить нужно…

Прошло еще несколько минут. Наконец Берия быстро выдохнул и почти обычным голосом сказал:

– А вот теперь дайте воды…

Павел склонился к нему со стаканом. Берия отпил несколько глотков, посмотрел на него внезапно заблестевшими глазами и вдруг быстро улыбнулся. Неужели… Ну и циркач!

– Вы можете говорить? – спросил Павел, поставив стакан.

– Сколько угодно. Встать в ближайшие два-три часа не смогу, уж извините, а говорить – пожалуйста, если не очень быстро.

– Ладно, – Павел повернулся к охранникам. – В таком случае, поскольку дело срочное, я проведу допрос в камере.

Когда закрылась дверь и проскрежетал ключ в замке, Берия приподнялся, облокотившись на руку, и снова улыбнулся.

– Ну что, гражданин майор, поговорим начистоту?

– Ну вы даете! – только и смог сказать Павел.

– А! – махнул рукой Берия. – Разве это тюремщики? В моей конторе самого неопытного вертухая на такой мякине не проведешь. А эти даже пульс не пощупали. Ладно, время дорого, давайте к делу.

Я два раза проверил в камере каждый сантиметр, микрофона здесь нет. Да и зачем он нужен? Сам с собой я разговаривать не стану, а больше не с кем…

– О чем говорить-то будем… начистоту?

– Обо всем. Сначала расскажите мне, о чем вы беседовали с нашим другом, который с марсианами знался. Если только обо мне, то не стоит, а если он вам еще что-нибудь поведал…

– Почему вы решили, будто он рассказывал мне что-то еще?

– А вы сразу же после этого про Абакумова заговорили. В тридцать восьмом он Витьку знать не мог, тот был еще лейтенантом, и к делу этому отношения не имел. Я его сюда приплел только для того, чтобы показать, что я вас понимаю. Значит, наш друг говорил о чем-то еще.

– А вы мне, в качестве ответной любезности, расскажите, что это за второе, которое случилось первого. Судя по тому, как вы начали ломать комедию в этот момент, вы поняли, о чем речь?

– Не до конца. Я понял, что это был ответ на мое предложение, а также какое событие имелось в виду. Но как именно оно произошло – надо подумать. Начинайте пока вы…

Павел быстро, но стараясь не упустить ни одной детали, передал ему содержание разговоров с Громовым, с Маленковым, а потом, очень подробно, все свои беседы с Хрущевым. Берия слушал внимательно, переспрашивая и уточняя. Наконец, когда они закончили, откинулся на подушку и попросил еще воды.