Олег Мороз - Как Зюганов не стал президентом

То ли еще будет. Слышно, на швейных фабриках уже сейчас подскочили заказы на красные знамена.

Скверно все это, господа-товарищи. Так скверно, что скверней уж и некуда. На излете горбачевской перестройки мы на мгновение почувствовали себя баловнями истории: как же, именно нам довелось стать свидетелями крушения коммунистического режима, о чем еще недавно никто и помыслить не мог – этот режим казался вечным. И вот возвращаемся в коммунистическое стойло. Да еще как возвращаемся – по собственной доброй воле. Позорище-то какой!

Перспективу представить нетрудно. Вслед за экономическим обвалом, карточками, голодом все пойдет по обычному коммунистическому сценарию: жесткая цензура, репрессии, лагеря… Не потому, что так хочет лично товарищ Зюганов или кто-либо еще (в принципе кто-то из этой братии может такого сценария и не очень желать), – этого объективно потребуют интересы удержания власти. «Социал-демократическая» и вообще вся мягкотелая составляющая мгновенно исчезает из коммунистической правящей верхушки, как будто ее вовсе не было. Помните, как исчезли меньшевики и эсеры вскоре после 1917-го? В отношениях с Западом возобновляется «холодная война», причем такая, которая постоянно грозит перейти в «горячую». (Вот этот-то вариант событий и пытаются сегодня предусмотреть западные, восточноевропейские, прибалтийские политики, которые настаивают на продвижении НАТО на восток.) От Давоса остаются одни воспоминания…

Короче говоря, восстанавливается большевистский режим в худших его проявлениях.

Есть, однако, существенная разница между первым и вторым пришествием большевиков. В первое они захватили власть путем вооруженного переворота. Никто тогда нас – народ – не спрашивал, хотим ли мы их. Более того, выборы в Учредительное собрание ясно показали: не хотим! Наплевали на выборы, разогнали «Учредиловку». И в течение всех 70 лет большевистского правления ни один из них данным вопросом – желанны ли коммунисты для народа? – всерьез не заинтересовался. В самые худшие минуты это для нас служило оправданием: что поделать, против силы не попрешь. Теперь другое. Никакого оправдания у нас уже не будет. Мы сами готовы за ручку привести марксистов-ленинцев во власть.

Вот уж поистине: имеем то, чего заслуживаем.

В ту пору меня кое-кто упрекал: дескать, сгущаете краски, расписывая опасность возвращения коммунистов во власть. Ну, и далее следовала все та же аргументация: дескать, коммунисты теперь другие и т.д. и т.п. Ни тогда, ни теперь я так не считал и не считаю. Если б были другие, они бы как минимум не таскали на своих шествиях портреты Ленина и Сталина, не уверяли, что никаких таких массовых репрессий при этих людоедах не было. Ну, и многое другое сделали бы, чтобы уж всем раз и навсегда доказать, что они теперь «другие».

А то ведь как получается… В феврале Зюганов выступает в Давосе, стремясь представить себя и своих однопартийцев вполне цивилизованными людьми, этакими красными джентльменами, а чуть раньше, в январе в интервью журналу «Шпигель» доказывает, что разговоры о сталинских репрессиях – это все разговоры, в основном сажали за дело: «В моей родной деревне в то время арестовали двоих, и оба были преступниками. Надо бы точно изучить, кто находился в ГУЛАГах и по каким причинам». Как будто не изучено достаточно. Ни раскаяния, ни покаяния…

Если же нет раскаяния, значит, и нет гарантии, что все не повторится, да к тому ж в еще худшем виде.

III. Ельцин идет на выборы

"Царь Борис" принимает решение

Третий инфаркт президента

Как мы видели, весь период перед выборами в Думу Ельцин провел либо в больнице, либо в санатории, либо в отпуске на юге. Такая «интенсивная работа», конечно, не могла не сказаться и на его собственном рейтинге, и на голосах, которые достались 17 декабря пропрезидентской партии «Наш дом – Россия». Однако в том, что на думских выборах НДР фактически потерпела провал – получила лишь 10 процентов голосов, – как мы знаем, был обвинен не Ельцин, а совсем другой человек. Ельцин как раз выступил в роли обвинителя.

Перед президентскими, еще более серьезными выборами всех волновал вопрос: стоит ли Борису Николаевичу при таком здоровье принимать в них участие?

Очередной, третий, инфаркт случился у него накануне нового, 1996-го, года. Как пишет Коржаков, Ельцина «спрятали в санатории в Барвихе».

На этот раз о болезни сообщалось скупо: ясно было, что все это как бы уже вообще выходит за рамки приличий – президенту впору не о новом сроке помышлять, а уходить на пенсию и оформлять инвалидность. Ельцина то переводили из санатория в ЦКБ, то возвращали обратно в санаторий…

Хотя в пресс-релизах, выпускавшихся президентской пресс-службой, присутствовали традиционные духоподъемные интонации – «состояние пациента стабилизировалось, несколько возросла его активность», – ясно было, что дела у кремлевского начальника обстоят неважно: третий сердечный приступ за полгода… (Слово «инфаркт», естественно, и на этот раз не употреблялось.)

Тем не менее Ельцин не оставлял намерения баллотироваться на второй срок. Как уже говорилось, Ельцин сообщил об этом своему главному охраннику где-то в начале января. Коржаков:

«В одно из моих посещений Борис Николаевич с трудом приподнял голову с подушки и тихо произнес:

– Александр Васильевич, я решил идти на выборы.

Я тут же поддержал его:

– Борис Николаевич, мы в этом никогда не сомневались. Другого, равного, кандидата все равно нет…»

Правда, несколькими строчками раньше в своих мемуарах тот же Коржаков пишет прямо противоположное – что всех в окружении президента как раз «одолевали сомнения», «можно ли в таком состоянии выдвигать Ельцина?» – но кто же из царедворцев осмелится открыто сказать об этих сомнениях самому царю!

«Выиграю, несмотря на низкие рейтинги»

Сам Ельцин в «Президентском марафоне» пишет, что решение идти на выборы он принял чуть раньше – в конце декабря 1995-го и что решение это далось ему нелегко. Но повествует он об этом, разумеется, более пафосно, чем его бывший охранник:

«…Я стоял перед жизнью, продуваемый всеми ветрами, сквозняками, стоял и почти падал от порывов ветра: крепкий организм подвел; «ближайшие друзья» – уже нашли себе замену, как стая, которая исподволь, постепенно намечает нового вожака; наконец, отвернулись от тебя и те, на кого ты всегда опирался, кто был твоим последним рубежом, резервом, – духовные лидеры нации. А народ… Народ не может простить ни «шоковой терапии», ни позора в Буденновске и Грозном. Казалось бы, все проиграно.

В такие мгновения приходит прозрение. И вот с ясной головой я сказал себе: если иду на выборы – выигрываю их, вне всяких сомнений. Это я знаю точно. Несмотря на все прогнозы, несмотря на рейтинги, несмотря на политическую изоляцию. Но вот вопрос: иду ли? Может, действительно пора мне сойти с политической сцены?