Олег Мороз - Хронико либеральной революции

Такого же мнения, – что решение о роспуске ВС и Съезда надо было принять сразу же после апрельского референдума, – придерживались в ту пору многие.

Еще один, весьма точный, комментарий Гайдара к ельцинскому указу:

– Это тяжелый, но вынужденный шаг, способный решить проблему двоевластия в стране. По моему мнению, апелляция к народу – это правильный шаг, и только выборы способны разрешить существующий сегодня паралич власти. Нельзя превращать частные интересы нескольких сот народных депутатов, стремящихся лишь досидеть еще полтора года в своих креслах, в угрозу для российского государства. Сложившаяся политическая ситуация и паралич власти вряд ли имеют легитимное разрешение.

Разговор на Пушкинской

22 сентября, в разгар рабочего дня, возвращаясь в Кремль из резиденции на Воробьевых горах, где он провел совещание с представителями силовых министерств, Ельцин остановил машину у памятника Пушкину. Состоялась импровизированная “встреча с народом”. Президент сказал, что “ощущает поддержку страны, регионов, поддержку государственных деятелей СНГ, Запада” и “полностью владеет ситуацией в России”. Потуги же Руцкого занять президентское кресло Ельцин охарактеризовал как “несерьезную, смешную самодеятельность”.

Присутствовавшие тут же Ерин и Грачев подтвердили, что силовые структуры поддерживают президента. Ерин сказал, что “и Вооруженные Силы, и органы внутренних дел, и силы Министерства безопасности действуют в едином кулаке”, в соответствии с теми установками, которые изложены в указе президента. Грачев сообщил, что он провел переговоры с командующими всех рангов, а те, в свою очередь, встретились и поговорили со всеми командирами; при этом все однозначно заявили о полной поддержке своего верховного главнокомандующего.

Трудно сказать, соответствовало ли последнее утверждение действительности. Во всяком случае, в Белом доме утверждали, что Грачев солгал.

Министр безопасности Николай Голушко, которого на Пушкинской не было, в интервью ОРТ также заявил, что МБ приняло указ президента к исполнению.

Вообще, силовым министрам в те дни то и дело приходилось разъяснять свою позицию. Так, на брифинге в середине дня 22 сентября Грачев заявил: несмотря на то, что в создавшейся ситуации армия сохранит нейтралитет, Вооруженные Силы будут подчиняться исключительно приказам президента Бориса Ельцина. Грачев предупредил всякого рода “политических авантюристов”, чтобы они не пытались “разозлить армию”. “Армию надо оставить в покое, – сказал министр, – и не сталкивать с народом”.

Вместе с тем Грачев издал приказ, предписывающий “оружие личному составу не выдавать, вести учет личного состава, знать, кто и где находится”. Одно это уже свидетельствует, что в армейских частях царили тогда довольно неопределенные настроения.

Кстати, характеризуя нового “министра обороны” Ачалова, Грачев сказал журналистам, что тот “не задумываясь возьмется за оружие” – эту готовность он неоднократно демонстрировал во время драматических событий в Прибалтике, в Грузии, во время московских событий в августе 1991-го. В свое время Грачев побывал в подчинении Ачалова, занимавшего в советское время пост командующего ВДВ, и знал, что говорит.

Хотя силовики и были на стороне Ельцина, он, по-видимому, требовал от них более активной поддержки, нежели та, которую они соглашались ему оказать. Так, по некоторым сведениям, утром 21 сентября в Министерстве обороны обсуждалось, как должны действовать войска в условиях возможных массовых беспорядков или в случае введения чрезвычайного положения. Во время совещания раздался телефонный звонок от Ельцина. К аппарату подошел Грачев. Как могли понять присутствующие (и это сразу же стало известно руководству ВС), министр отказался принимать участие в неких предложенных президентом акциях, чем, надо полагать, Ельцин остался крайне недоволен.

22 сентября в Генштабе и Минобороны, как и в Белом доме, была отключена спецсвязь. Оправданный ли то был шаг? Он, конечно, не мог не вызвать серьезного недовольства военных. Один из них в узком кругу так прокомментировал это событие:

– В любом государстве блока НАТО шутника, осмелившегося подобным образом посягнуть на обороноспособность страны, без промедления расстреляли бы на месте армейские коммандос; у нас же гражданский полковник при КГБ (на самом деле – генерал-майор. – О.М.) Старовойтов не только остался цел и невредим, но еще и получил за это преступление чин генерал-полковника безопасности.

Позднее, во второй половине дня 23-го, в Генштабе и Минобороны – опять-таки, как и в Белом доме, – отключили также обычные городские телефоны – еще одно свидетельство того, сколь надежными считались эти организации. К зданию Минобороны и Генштаба на Арбате был подтянут ОМОН. В ответ Генштаб 24 сентября ввел в здание собственный батальон охраны. Возникало что-то вроде еще одной точки потенциального противостояния.

Кто-то из собравшихся на Пушкинской площади спросил Ельцина: возможен ли диалог с Верховным Советом? Ельцин категорически отверг эту идею: “Такого органа власти уже нет, и возможности диалога с ним исчерпаны”. Вместе с тем президент сказал, что дальнейшие отношения с этим теперь уже не легитимным органом будут строиться “мирно, бескровно”: “Мы не хотели бы применять силу”.

Тут надо подчеркнуть, что идею переговоров упорно отвергали обе стороны. Вплоть до 29 сентября, когда Совет безопасности решил, что переговоры все-таки целесообразно начать.

Позиция регионов

В бесчисленных словопрениях, развернувшихся после опубликования президентского Указа №1400, многие комментаторы – и наши, и зарубежные – особенно упорно высказывали мнение, что исход последнего этапа противостояния властей в России будет зависеть от того, какую позицию займут регионы.

При этом, правда, было не вполне ясно, что подразумевалось под этой формулой – “позиция регионов”. В мудрые слова о решающем значении этой позиции вкладывалось по крайней мере несколько значений. Одни имели в виду: главное, какова будет позиция руководителей областей, краев, бывших автономий – глав исполнительной и законодательной власти. Но тут никакой загадки не было: главы администраций в большинстве своем поддержали указ, руководители Советов – нет. При этом среди глав администраций пропрезидентское большинство было более убедительным, нежели среди руководителей Советов – антипрезидентское. Помимо прочего, такая картина складывалась еще и потому, что руководители исполнительной власти в регионах несли прямую ответственность перед президентом и в случае неподчинения могли быть просто заменены. Таковые замены в то время уже кое-где начались… Президентская “властная вертикаль” существовала и при Ельцине, хотя и в более слабом варианте, чем потом при Путине.