Андрей Павлов - Запасная столица

В пригороде Самары, на Красной Глинке, где жила моя семья, в прибрежных лесах, окружавших поселок, формировались воинские части. Рассматривая петлицы красноармейцев и командиров, я замечал: вчера здесь были танкисты. Ночью земля содрогалась от проходящих по недалекому от дома шоссе танков, и утром еще были заметны следы гусениц. Нынче – пехотинцы. Очевидно, все они уезжали ночью.

Однажды я ждал, заросший лохмами уже до невозможности, своей очереди в парикмахерской. Вошел капитан с эмблемами артиллериста, в совсем новой шинели, еще пахнущей складом. Он разделся и сел рядом со мной, с беспокойством поглядывая на часы с решеткой поверх циферблата. Кто-то уступил ему свою очередь. Капитан благодарно кивнул и уселся в кресло перед зеркалом. На вопросительный взгляд парикмахера сказал жестко:

– Побрейте меня… семь раз.

– Слушаюсь.

Никто не удивился. Мы догадались: наверное, уже сегодня капитану предстояло уехать на фронт. В 41-м бриться в окопах было некогда.

Я возвращаюсь из школы после второй смены. Слякотный октябрьский вечер. Шоссе пустынно. Уже облетевший лес подступает близко черной стеной. Сырой ветер доносит оттуда непонятные в эту пору железные звуки и запах дыма. Мне не по себе, и я тороплю шаг. Вдруг вынырнул из леса кинжальный свет автомобильных фар. Поравнявшись со мной, останавливается «Эмка». Дверца отворилась.

– Стой! Куда идешь в ночь? Кто такой?

Я молчу.

На меня строго смотрит человек в шинели со шпалами в петлицах.

– Школьник? – разглядел он сумку с книгами.

– Да.

– Где-то здесь должен быть поселок Управленческий. Ты знаешь?

– Да. Еще немного проехать и повернуть направо.

– Трогай, сержант!

Я еще долго смотрю вслед тающему в темени малиновому огоньку.

Пока дипломатический корпус занят своими хлопотами по устройству и налаживанию работы в неведомой ему ранее глухомани – Самаре, остановимся на вопросе: собирался ли и Сталин эвакуироваться из Москвы в Самару?

И да, и нет, очевидно.

"Да" потому, что у него не было уверенности в октябре: удастся ли отстоять Москву.

"Нет" потому, что он должен был отдавать себе отчет в том, что его отъезд из Москвы в Самару или еще куда в глубь России равносилен краху.

Что бы мы ни думали о Сталине сегодня, в 1941 году оставление Верховным главнокомандующим Москвы, Кремля означало бы поражение. Может быть… да, наверное, не окончательное, но…

Молотов вспоминает: «…Никаких колебаний у Сталина не было. Он не собирался уезжать из Москвы…».

Точно ли это? Не призабыл ли что существенное Молотов? Умом и сердцем – не собирался.

И как же тогда в таком случае толковать строку в скобках из решения Государственного Комитета Обороны от 15 октября: «Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке».

Завтра или позднее… Без согласия Сталина записать этакое? Немыслимо!

Должно статься, ответ просится такой: все было готово к эвакуации Сталина. Ждали той самой «обстановки», когда решение ГКО подлежало исполнению. Не в силу дисциплины, а по возможной неминуемости трагической развязки событий в окопах под Москвой.

Доподлинно известно, что дочь свою, Светлану, Сталин уже отправил в Самару. Причем, – любопытная деталь: сперва он отправил Светлану в Сочи. Прожила она там недолго, и снова в дорогу, теперь уже в Самару, куда должен был приехать и отец.

В Самаре Светлана устроилась в доме, где ныне располагается редакция окружной газеты «Солдат Отечества».

Наверное, к воспоминаниям дочери Сталина нам следует отнестись с большим, нежели к чьим иным, вниманием и доверием. В своей книге «Двадцать писем к другу», написанной искренне, Светлана оставляет очень важные для истории и нашего повествования подробности, касающиеся Самары:

«…Неожиданно нас собрали и отправили в Куйбышев: долго грузили вещи в специальный вагон… Поедет ли отец из Москвы – было неизвестно; на всякий случай грузили и его библиотеку. В Куйбышеве нам всем отвели особнячок по Пионерской улице, с двориком. Дом был наспех отремонтирован, пахло краской, а в коридоре – мышами. С нами приехала вся домашняя «свита»; повара, подавальщики, охрана. Я ходила в школу в девятый класс. Осенью 1941 года в Куйбышеве было подготовлено жилье и для отца. Ждали, что он сюда приедет. Отремонтировали несколько дач на берегу Волги, выстроили под землей колоссальные бомбоубежища. В городе для него отвели бывшее здание обкома, устроили там такие же пустынные комнаты со столами и диванами, какие были у него в Москве. Все это ожидало его целую зиму…».

И другие, жизненно любопытные подробности узнаем мы из книги Светланы Аллилуевой. В школе, где она училась, обособили несколько классов для детей высокопоставленных партийных и государственных чиновников, также приехавших в Самару, подальше от опасностей войны. Знатные отпрыски оказались настолько избалованы, что учителя отказывались заниматься с ними. Как-то при поездке в Москву Светлана рассказала о «специальной» школе отцу. Он пришел в ярость и во всем обвинил Власика, начальника своей охраны.

Наведывался в Куйбышев и Василий Сталин. Чуть больше двадцати лет от роду, он уже был возведен в генеральскую должность начальника Инспекции военно-воздушных сил страны! Заменил на этом посту несчастного генерала Смушкевича. По откровенным словам Светланы пьянствовал Василий в окружении подобострастных помощников и адъютантов, под орущую бесстыдно радиолу, под щемящие сердце сводки Информбюро.

Должно быть, еще с осени 41-го года и до сей поры держится вживе то ли слух, то ли легенда: якобы в один из дней октября Сталин уже стоял возле подножки вагона специального поезда, еще одна минута – и он уедет из Москвы. Тут, опять же якобы, подошел тогда еще не маршал, а генерал армии Жуков, командующий Западным фронтом, и между ними состоялся разговор, тот самый, ставший уже хрестоматийной реликвией, упомянутый в книге «Воспоминания и размышления».

«Не помню точно какого числа, мне позвонил Сталин и спросил:

– Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.

– Москву, безусловно, удержим…».

Если сопоставить некоторые военные события, о которых рассказывает маршал Жуков в своей книге, то «позвонил Сталин» уже в двадцатых числах ноября 41, в дни столь же мощного, как и в октябре, но и последнего наступления немцев на столицу.

Нам остались другие документальные свидетельства: все-таки, очевидно, Сталин собирался уже в октябре покинуть Москву, на краю последнего часа.

А. И. Шахурин, бывший в 1941 году наркомом авиационной промышленности, чуть ли не ежедневно бывавший у Сталина в кабинете ГКО или дома, на даче, в своей книге «Крылья Победы» вспоминает, как 16 октября 41-го его вызвали к Сталину в Кремль, на квартиру: