Александр Дюма - Сальватор

- И что он ответил? - поторопился спросить император.

- Ничего, сир. Он вернулся в свой кабинет и передал мне новый приказ об отъезде.

И генерал передал бумагу, в которой говорилось о том, что, если Наполеон не уедет в двадцать четыре часа, никто не отвечает за его личную безопасность.

Но император словно и не слышал приказа.

Казалось, его ничто не должно было удивлять, он же не мог понять одного: вопрос о возвращении Бурбонов обсуждался с г-ном де Витролем через принца Экмюхльского, который вел переговоры о возвращении его, Наполеона, через того же человека, который прислал ему на остров Эльба г-на Флери де Шабулона, чтобы привлечь его внимание к положению дел и передать, что Франция для него открыта и ждет его!

Когда стало известно о высадке, бывший начальник штаба Наполеона оказался настолько скомпрометирован, что попросил прибежища у г-на Паскье, главного хирурга Инвалидов; он знавал его еще в армии и мог на него положиться.

Наполеон заблуждался: еще существовало нечто, способное его удивить.

Он отдал приказание о своем отъезде на следующий день.

Но пока шла подготовка к отъезду императора, произошло событие, последствия которого могли привести к серьезным изменениям.

Одним из тех, кто с болью следил за тем, как Наполеон нерешительно борется с Божьей десницей сначала в Елисейском дворце, а потом в Мальмезоне, оказался наш старый знакомый, г-н Сарранти, в настоящее время искупающий свои грехи за решеткой; а вскоре он и вовсе, может быть, заплатит головой за непреклонную верность императору.

Со времени возвращения Наполеона он неустанно и почтительно напоминал своему бывшему генералу, что в такой стране, как Франция, ничто никогда не потеряно. Маршалы были забывчивы, министры неблагодарны, сенат отвратителен. Но армия и народ сохранили ему верность.

Необходимо все отринуть от себя подальше, повторял г-н Сарранти, и призвать на этот великий бой народ и армию.

Итак, 29 июня утром произошло событие, подтвердившее правоту сурового и несгибаемого советчика.

К шести часам утра все изгнанники Мальмезона - жившие в этом замке уже являлись изгнанниками! - были разбужены громкими криками: "Да здравствует император! Долой Бурбонов! Долой предателей!"

Все спрашивали друг друга, что означают эти крики, почти забытые с тех пор, как под окнами Елисейского дворца два полка гвардейских стрелков, добровольцы из числа ремесленников Сент-Антуанского предместья, прошли через сад, громко требуя, чтобы император возглавил их и повел на врага.

Господин Сарранти, казалось, один был в курсе происходящего. Он был одет и стоял в передней, прилегавшей к спальне императора.

Он вошел раньше, чем император успел его позвать и справиться о причине шума.

Сарранти прежде всего взглянул на кровать: она была пуста.

Император находился в смежной со спальней библиотеке. Он сидел у окна, положив ноги на подоконник, и читал Монтеня.

Заслышав шаги, он спросил, не оборачиваясь:

- В чем дело?

- Сир, вы слышите? - раздался знакомый голос.

- Что именно?

- Крики: "Да здравствует император! Долой Бурбонов! Долой предателей!"

Император печально улыбнулся.

- Ну и что же, дорогой Сарранти? - спросил он.

- Сир! Это дивизия Брайера возвращается из Вандеи, она стоит у ворот замка.

- Что же дальше? - продолжал император в том же тоне, с прежней невозмутимостью или, точнее, с прежним равнодушием.

- Что дальше, сир?.. Эти храбрецы не хотят идти дальше.

Они заявили, что будут ждать, пока им вернут их императора, а если их вожаки не согласятся быть посредниками между ими и вашими, они сами придут за вашим величеством и поставят вас во главе.

- И дальше? - снова спросил Наполеон.

Сарранти подавил вздох. Он знал императора: это уже было не просто равнодушие, а отчаяние.

- Государь! - молвил г-н Сарранти. - Генерал Брайер здесь, он просит позволения войти и положить к стопам вашего величества волю своих солдат.

- Пусть войдет! - приказал император, поднимаясь и откладывая открытой книгу на окно, словно собираясь скоро вернуться к прерванному интересному чтению.

Вошел генерал Брайер.

- Государь! - заговорил он, почтительно склоняясь перед Наполеоном. - Я и моя дивизия пришли за приказаниями вашего величества.

- Вы опоздали, генерал.

- В том не наша вина, сир. Надеясь прибыть вовремя для защиты Парижа, мы проходили по десять, двенадцать и даже пятнадцать лье в день.

- Генерал! - проговорил Наполеон. - Я отрекся от власти.

- Как император, сир, но не как генерал.

- Я предложил им свою шпагу, но они от нее отказались, - заметил Наполеон, сверкнув глазами.

- Они от нее отказались!.. Кто, государь?.. Простите, что я задаю вопросы вашему величеству.

- Люсьен, мой брат.

- Государь! Ваш брат принц Люсьен не забыл, что первого брюмера он был председателем Совета пятисот.

- Сир! - вмешался Сарранти. - Обратите внимание, что голос этих десяти тысяч человек, стоящих под вашими окнами и кричащих: "Да здравствует император!" - это голос народа, последняя попытка Франции. Более того, это последняя милость фортуны... Ваше величество! Во имя Франции, во имя вашей славы...

- Франция неблагодарна, - прошептал Наполеон.

- Не надо богохульствовать, сир! Мать не может быть неблагодарной.

- Мой сын в Вене.

- Ваше величество дорогу туда знает.

- Моя слава умерла на равнинах Ватерлоо.

- Сир! Вспомните ваши собственные слова, сказанные в Италии в тысяча семьсот девяносто шестом году: "Республика - как солнце. Только слепец или безумец станет отрицать его свет!"

- Государь! Только подумайте: у меня здесь десять тысяч солдат, готовых в огонь и в воду, они еще не были в бою, - прибавил генерал Брайер.

Император на минуту задумался.

- Вызовите моего брата Жерома, - попросил он.

И вот самый младший брат императора, единственный из всех, кто сохранил ему верность, тот, кто, будучи вычеркнут из списка монархов, сражался как солдат, вошел, еще бледный и не совсем оправившийся после двух ранений, полученных в КатрБра и на ферме Гумон, а также после тягот отступления, когда он прикрывал отход войска.

Император протянул ему руку, потом вдруг и без предисловий сказал:

- Жером! Что ты передал в руки маршала Суля?

- Первый, второй и шестой корпуса, ваше величество.

- Реорганизованными?..

- Полностью.

- Сколько человек?

- Тридцать восемь или сорок тысяч.

- А вы говорите, у вас, генерал?.. - обратился Наполеон к Брайеру.

- Десять тысяч.

- А в руках у маршала Груши - сорок две тысячи свежих солдат, прибавил Жером.

- Искуситель! - пробормотал Наполеон.

- Сир! Сир! - вскричал Сарранти, умоляюще сложив руки на груди. - Вы стоите на пути своего спасения... Вперед! Вперед!