Лев Поляков - История Антисемитизма. Эпоха Веры.

В 1655 году в Амстердаме объявился привлекательный персонаж, «бесстрашный в словах, сторонник всего нового, безрассудный в своих рассуждениях, любитель парадоксов и, что было еще хуже, ужасного нрава», как многие ему подобные. Этот человек, доктор Хуан де Прадо, родившийся в Кордове и получивший образование в испанских университетах, вернулся к иудаизму в Нидерландах в 1638 году и с тех пор вел беспокойную и бродячую жизнь, в ходе которой он развлекался тем, что сеял философские сомнения в душах юных евреев; это не мешало ему получать пособия от еврейских общин. Амстердамская община под угрозой лишить его средств к существованию потребовала, чтобы он публично отрекся от своих взглядов, на что гибкий марран охотно согласился с тем, чтобы немедленно приняться за старое. В результате даже возник вопрос о том, чтобы послать его в колонии, «оказав щедрую помощь».

Разумеется не Хуан де Прадо посвятил Спинозу в тайны философии. Молодой Барух оказался замешанным в возникшем скандале, но его душа оказалась совсем другого закала, чем у его соблазнителя. Отказавшись от всех комромиссов, презрев пансион, предложенный ему, чтобы «отвратить его от ложного пути», он пошел на то, что его заочно предали анафеме и «исключили из народа Израиля». Он был вынужден порвать со своей семьей и со всем своим окружением в родных местах. В качестве вольнослушателя он ходил на занятия в Лейденском университете, а также посещал «в доме Дона Жозефа Гуэрры, кавалера с Канарских островов, проживавшего в Амстердаме для лечения проказы», весьма пестрое общество, состоявшее из более или менее вольно настроенных евреев и опьяненных воздухом свободной Голландии испанцев. Двое из этих испанцев по возвращению в Мадрид донесли инквизиции некоторые подробности касательно Спинозы и тех взглядов, которые он высказывал. Последний сетовал, что никогда не был в Испании и выражал намерение посетить ее. Кроме того вместе с Прадо они «сожалели об отсутствии пожертвований, которые им выдавали в синагоге, как и вообще о контактах с евреями». Но это не мешало им «быть удовлетворенными своими атеистическими заблуждениями, ибо они полагали, что о существовании Бога можно говорить только в философском смысле, что душа умирает вместе с телом, и поэтому они не нуждались в вере».

Вероятнее всего, именно в это время Спиноза написал свою ныне утраченную «Апологию», полную нападок на евреев и иудаизм. Некоторые отрывки из нее он включил в свой «Теолого-политический трактат». Но гораздо важнее было то, что он завершил свое образование, овладев всеми знаниями, накопленными к тому времени, от классиков античности до Декарта, с которым он в детстве мог встречаться на улицах Амстердама.

Инцидент, оставшийся неясным, – видимо, это был удар ножом, нанесенный ему в 1660* году еврейским фанатиком, – побудил его покинуть Амстердам и обосноваться сначала в предместьях Лейдена, а затем в Ворсбурге, недалеко от Гааги. Отныне его общество составляли несколько друзей и голландских поклонников, а также путешествующие иностранцы, привлеченные его постоянно возраставшей репутацией эрудита и мудреца.

После визита к нему Лейбниц охарактеризовал его как «еврея из Гааги, предсказывающего поднимающуюся в Европе революцию». Принц Конде, главнокомандующий французской армией, пригласил его в свой лагерь. Если судить по положению друзей и покровителей, которых он смог завести, его шарм и влияние были неотразимы. Пансион, назначенный знаменитым Жаном де Виттом, а также кое-какие завещания позволили ему продолжать свои размышления, не испытывая нужды, к тому же его вкусы отличались скромностью. В соответствии с предписаниями талмудистов он овладел ремеслом и в свободное время полировал оптические линзы. Его образ жизни и добродетели в основном соответствовали мудрости его предков. Но он не женился (подобно многим другим гениальным философам от Паскаля до Кьеркегора), и нет никаких сведений о его связях с женщинами. Его дар философской концентрации и любовь к чистому знанию облегчали ему его одиночество.

Для традиционных порядков той эпохи призыв Спинозы к «естественному свету разума» был взрывоопасным, несмотря на все предосторожности, к которым он прибегал, чтобы уменьшить его крайние последствия. Осторожность была его девизом: единственным значительным произведением, опубликованным им при жизни, причем анонимно, был «Теолого-политический трактат» – выступление в защиту свободы мысли. Этот трактат принес ему множество неприятностей. По отзывам его противников сей трактат «был написан в аду евреем-вероотступником». В самом деле, его судьбой была жизнь на перекрестке всех культур, иудаизма и христианства, Испании и Нидерландов, но одновременно и всех разновидностей фанатизма: как инквизиторов, которые преследовали его за происхождение, так и его собратьев, проклявших его.

Заболев чахоткой, он умер в 1677 году в возрасте сорока четырех лет. Незадолго до смерти он бросил в огонь перевод Библии, над которым работал, как если бы речь шла о бессмысленном предприятии. Другие его произведения, и прежде всего «Этика», были опубликованы посмертно, без указания имени автора на средства неизвестного почитателя.

Философская система Спинозы сохраняет свою жизнеспособность и продолжает привлекать новых сторонников в качестве «наиболее величественной конструкции, которую когда-либо создавал человеческий разум» (Виндельбанд). В историческом плане величие Спинозы состояло в том, что он в форме, приспособленной к возможностям своего времени, открыл просвещенной Европе XVII века «еврейскую мудрость», т. е. этику и религиозную философию Талмуда, развивавшуюся еврейскими теологами средних веков. Его педагогический гений проявился в том, что он облек свои идеи в форму геометрического доказательства, хотя на самом деле речь скорее шла о прокрустовом ложе. Он подписал это откровение своим именем и таким образом обеспечил себе бессмертие. Конечно, если бы он признал, скольким он обязан раввинам, весьма сомнительным авторитетам в глазах его аудитории, он бы дискредитировал свое дело. Наука моральной жизни остается самой важной частью его «Этики» (Согласно Г. А. Вольфсону Спиноза являлся наследником средневековой философии, прежде всего еврейской: «Если бы мы могли записать на листках бумаги всю философскую литературу, которая была в распоряжении Спинозы, и подбросить эти листки в воздух, чтобы они рассыпались по земле, то мы смогли бы с помощью этих разрозненных фрагментов восстановить «Этику»- Вольфсон добавляет, что характерная для Талмуда лаконичность стиля этого философа местами оказывается причиной неясностей и недоразумений, что облегчило возможности для весьма различных интерпретаций его идей, сделанных за три века. (Н. A.Wolfson, The philosophy of Spinoza, Cambridge, 1932, стр.3 и след.).). Также и в «Теолого-политическом трактате», где он подрывает основы монотеизма откровения, практически все наблюдения и критические замечания по поводу противоречий в Священном Писании он заимствовал у Авраама ибн Эзры, Раши или у Маймонида, служившего мишенью для его насмешек,