Казимир Валишевский - Царство женщин

Екатерина царствовала два года и два месяца. Я постараюсь теперь подвести итоги этого царствования с двойной точки зрения: внутренней и внешней политики.

Личное участие Екатерины в этом правлении не велико, как уже было указано. Оно вначале ограничилось раздачей наград и рядом мер, вознаграждавших многочисленных более или менее важных опальников прошедшего царствования. В Петербурге появилась целая толпа как бы выходцев с того света: Шафиров, Скавронский-Писарев, Лесток и монах Суздальского монастыря, замешанный в деле Евдокии, а также друзья несчастной царицы и родственники Глебова. Ушакову, палачу Монса и его сообщников, было поручено вернуть из Сибири поверенную преступной любви, чуть было не погубившей Екатерину, Матрену Балк и ее детей. Секретарь казненного любовника, Столетов, шут Балакирев, тоже запутанный в трагическом процессе, были возвращены из каторжных работ, а документы, относящиеся до этого знаменитого процесса, запечатаны, за исключением одного письма, вероятно, особенно компрометирующего, которое было сожжено. [45]

Одна только Евдокия не воспользовалась милостями императрицы. Ее, правда, вывезли из монастыря, где она была заточена, но только для того, чтобы поместить в более надежную тюрьму: в Шлиссельбургскую крепость. Правда, на ее содержание были назначены достаточные суммы; но это не мешало ей временами даже голодать. Деньги расходились по рукам тюремщиков, а Екатерине некогда было наблюдать за их употреблением.

Она веселилась. А если и случалось ей вмешиваться в дела правления, то не к пользе их. Как мы видели, она присутствовала на парадах, и вздумала также присутствовать на морских учениях и сама руководит морскими маневрами. Но это не мешало генерал-адмиралу Апраксину замечать, что у его матросов нет одежды, даже иной раз рубашек. Суда старели и не возобновлялись. В продолжение всего царствования спустили только два линейных корабля. В 1726 г. было приказано вооружить войско, но не оказалось денег. Адмиралу пришлось выдать взаймы 2000 рублей из своего кармана на неотложные нужды. [46]Петр обрел в Мариенбургской пленнице подругу, подходящую к его вкусам и привычкам; но она всегда была только вьющимся растением, обвивающимся вокруг могучего ствола. Когда великан-дуб пал, то она распласталась по грязи, вернувшись к ничтожеству.

Предположив, что Россия последует за Екатериной в этом падении, современные наблюдатели сильно ошибались также и относительно того, что составляло сущность и величие предыдущего царствования. Необузданная энергия и героическая мощь преобразователя работали над организмом, сильным уже самом по себе и способным существовать и даже расти дальше, извлекая из собственных запасов элементы силы и роста. Конечно, теперь, казалось, отсутствовал импульс, заставивший страну одним скачком перескочить через стадии прогресса, в других местах измеряемые веками. Народная масса, ничего не понявшая в реформах, не имела ни желания, ни возможности продолжать идти этим путем, цель которого не видима, тем же шагом, уже начавшим утомлять даже самого Петра. Для того же, чтобы продолжать личное дело реформатора, у его естественных наследников, кроме Екатерины, с Меншиковым во главе, не хватало ни направляющей идеи, ни даже технических знаний. Петр их приставил к работе, как сам за нее стал, без подготовки, без согласования между поставленной задачей и способностью ее выполнить. Он также не давал себе труда посвятить своих сотрудников в общий план здания, которое намеревался строить. Большинство не знало ни цели, ни назначения мелких подробностей, поручаемых их выполнению. Наконец, большая часть была искателями приключений, видевшими в этой работе только заработок или способ сделать карьеру. Предоставленные самим себе, они пошли к тому, что их больше интересовало, а главное, занялись придворными происками.

Царствование Екатерины составило застой в начавшемся развитии. Но, может быть, это еще не было несчастьем. Действительно, кажется, что Петр своими колоссальными размерами и блеском своего гения заслонял неспособность страны выдержать, пока, в целом эту цивилизацию, которую на нее навалили. Точно также при введении нового порядка вещей, некоторые недостатки слишком поспешной постройки укрылись от взгляда преобразователя, а теперь выступали наружу. В этой стране – как я уже сказал и как показало близкое будущее – скрывались ресурсы огромные, но еще малопригодные для употребления их согласно ученым формулам западной экономии: была масса человеческих жизней, которыми можно было распоряжаться; не было недостатка в людях, преданных и мужественных, но богатых было немного; больше подданных, готовых идти на смерть за своего государя, чем способных отдать хотя бы несколько рублей в его казну. Крепкая вера реформатора в быстрое развитие промышленности и торговли, недавно созданных, не подтвердилась. Доходы не только не увеличивались, но, напротив, уменьшались в ужасающих размерах. В 1725 г. едва-едва собирали десять миллионов рублей – нищенство для большой европейской державы, которую приходилось поддерживать на известной ноге. А в ближайшие годы доходы спустились даже до 8 миллионов! Это явление нетрудно объяснить, если вспомнить о временном распределении общественных и экономических сил. Долю промышленного и торгового класса приходилось в 1722 г. – год первой ревизии — всего 2,9 %, т. е. 172 000 душ, да шесть миллионов составлявших население Великой России. В последующее пятидесятилетие прирост в этом отношении самый незначительный, и цифры поднимаются только на 196 тысяч и 6 400 000. Для всей империи данные, собранный одним современным дипломатом, Вокеродом, [47]оказываются еще менее утешительными. Дворянство, чиновники и духовенство составляют 3,8 %, 1,5 % и 2,3 % горожан. А остальные? Остальные, т. е. 90 %, были крестьяне. Новый режим, навязанный стране, ложится особенно тяжело и именно на этот последний класс, единственный действительно продуктивный, и один он не был в состоянии вынести этой тяжести. Уже в 1724 году оказалось миллион недоимок от невзноса подушной подати, т. е. 25 %. Административная система, введенная Петром, сама по себе была создана, чтобы делать более тяжелой непропорциональную тяготу податей, лежавшую на этих единственных плательщиках. В основании этой системы лежали два элемента весьма различного происхождения и значения: коллегиальная организация и привлечение к делу местных сил – первое происхождение заграничного, второе – освященное народной традицией. Первый элемент оказался на практике совершение непригодным, и, уничтожая его, наследники великого человека только повиновались инстинкту самосохранения, второе начало могло и должно было дать хорошие результаты в будущем; но опыты, делаемые с его приложением, без Петра, показались преждевременными. В этом отношении, как во многих других, преобразование без преобразователя походило на машину, которую лишили двигателя.