Казимир Валишевский - Царство женщин

В марте 1736 г. Миних сделал попытку взять Азов, но потребовал 53 263 рабочих для осадных работ. Князь Шаховской, губернатор Малороссии, на обязанности которого лежало удовлетворение этой просьбы, дал понять в Петербурге ее несообразность. В мае 1736 г. победитель при Данциге овладел наконец укреплениями Перекопа, где татары оказали весьма незначительное сопротивление, дошел до Бахчисарая и сжег город вместе с ханским дворцом и монастырем иезуитов, заключавшим прекрасную библиотеку. У этого немца текла в жилах кровь вандала. В Киеве в 1732 г., приступив к укреплению древнего города, он приказал взорвать часть знаменитых «Золотых ворот», возведенных великим князем Ярославом в начале XI века. [273]И вслед за этим успехом армии все-таки пришлось отступить, несмотря на одновременное взятие Азова и Кинбурна усилиями Леси и Леонтьева. Миних обвинял Леси, что тот не выслал ему провианта и не торопился догнать его со своим двадцатитысячным корпусом, Леси утверждал, что главнокомандующий отступил слишком рано.

В С.-Петербурге царило полное уныние. На просьбы о помощи Австрия отвечала одними обещаниями, и Анна с ужасом представляла себе, что станет с ее войсками, когда, кроме татар, им придется иметь дело с турками. «Выручите меня, – писала она Остерману, – и я осыплю благодеяниями вас и ваше семейство». [274]Проклиная Миниха, Вешнякова и свою собственную слабость, допустившую опасное предприятие, вице-канцлер надеялся успеть избежать войны с Оттоманской империей. Пока еще не было официального разрыва; Вешняков оставался в Константинополе, и, несмотря на усилия Вильнёва, поддерживаемого Бонневилем, Порта склонялась к миру. Русский посланник пугал ее своим бахвальством. Он уверял в это самое время, что, гуляя по Пере, замечал, как весь народ расступался перед ним с необычайным почтением. И он повторял свой военный клик: «Вперед. Вы дойдете без боя до Константинополя!» Он держался настолько угрожающим и вызывающим образом, что в октябре 1736 г. турки, подобно людям, бросающимся в воду, чтобы избежать дождя, решились его отослать.

Теперь грозила неизбежная война, а между тем из Персии приходили в Петербург вести совсем неутешительные. Кули-Хан выражал свою готовность сразиться с Турцией, но «вовсе не намеревался совершать путешествие в Крым, добавлял он. У Австрии также находились все новые причины, чтобы откладывать посылку вспомогательного войска. Посланнику Анны в Вене, Ланчинскому, удалось с величайшим трудом добиться разрешения вернуть обратно хотя бы десятитысячный отряд, в настоящее время совершенно излишний на Рейне и стоявший в Богемии. Ему бесцеремонно возражали, что самой Австрии он может понадобиться против турок!

При таком критическом положении вещей начался поход 1737 г., когда, наконец, восторжествовали храбрость, упорство и счастливая звезда Миниха. Под Очаковом, как ранее под Хагельбергом, без припасов, без осадной артиллерии, без плана кампании, даже без объяснения, для чего он собрал здесь всю свою семидесятитысячную армию, рисковавшую умереть с голода, он приказал взять крепость приступом, послал на убой головные колонны, бросил шпагу в разгаре битвы и воскликнул: «Все погибло!» Но в эту самую минуту, пожар, вспыхнувший в городе, и взрыв двух пороховых погребов принудил турок к сдаче (2-го июля 1727 г.). [275]Благодаря счастливой звезде немецкого кондотьера и России, в то же время австрийцы, решив исполнить данное обещание, отвлекли на себя лучшие силы Порты и ее генералов. Так восторжествовала «система Петра Великого» и его властный завет: «Не жалеть ни людей, ни денежных затрат, добиваясь намеченной цели; безгранично рассчитывать на богатство страны, на покорность и самоотверженность ее сынов». Миних даже не потрудился изучить крепость, не знал о существовании глубокого рва, заполнившегося тысячами солдатских тел. Они послужили мостом для остальных.

Победа опоздала. Уже в марте, Россия и Австрия, по обоюдному согласию, решили заключить мир и отправили депутатов в Немиров. Турецкие парламентеры сумели отлично воспользоваться жертвами, ценой которых досталась победа под Очаковом. Миних взял город, но потерял армию. Кроме того, в Боснии дела австрийцев приняли весьма дурной оборот. Остерман послал своим уполномоченным приказ добиваться отдельных условий мира, «потому что союзник был разбит». Но вполне основательно, да и вполне справедливо, турки не соглашались разделять при заключении мира тех, кого связывала война, и в октябре 1737 г. переговоры были прекращены. Месяц спустя в Вене, как и в Петербурге, решили прибегнуть к последнему средству – к вмешательству Франции. [276]

Кампания 1738 г. была неудачна даже для русских. Не будучи в силах переправиться через Днестр, Миних утешал Анну, уверяя, что далее свирепствует чума. Но он должен был сознаться, что, отступая, ему пришлось бросить всю тяжелую артиллерию, и та же чума послужила предлогом к эвакуации так дорого доставшегося Очакова. Австрийский капитан Паради, прикомандированный к особе главнокомандующего, чтобы следить за его действиями, приписывал его неудачи перегруженными обозами, которыми была обременена армия. Простые гвардейские сержанты тащили за собой до шестнадцати повозок. За братом фаворита следовало до трехсот лошадей или волов, семь ослов, да три верблюда! Войскам удавалось тронуться в путь не раньше, как через два, три, а иногда и четыре часа после восхода солнца, а арьергард добирался до лагеря только с зарей. [277]Подбодряемая и поддерживаемая ударами русского кнута и немецкими шпицрутенами, самоотверженность и покорность солдат не мешала дезертирству. У русского человека героизм и по настоящее время идет рука об руку с весьма развитым здравым смыслом. Люди умирали безропотно, когда требовалось, но и бежали также при первой возможности. Старые вояки и молодые рекруты дезертировали взапуски. [278]Австрийцы в свою очередь, после блестящего начала, сдали Орсову туркам, угрожавшим даже Белграду.

В мае 1738 г. Остерман написал Вильнёву, что императрица, совместно с императором, уполномочивают его заключить предварительный договор, отказываясь при этом признать посредничество морских держав, принятое Австрией. В то же время, обмениваясь письмами с Флёри – кисло-сладкими со стороны кардинала – вице-канцлер соглашался признать за Францией право обиженной стороны, выслав, – первый – посланника в Париж. [279]Флёри ему советовал избрать Вильнёва единственным парламентером – не договаривая, что в переговорах, уже начатых с целью спасти Белград, император поступил таким же образом, отстранив участие Англии и Голландии, протестовавших против такой обиды. Франция становилась полновластной распорядительницей переговоров. Но Порта оказывалась весьма несговорчивой. Напрасно ей предлагали уступку Очакова и Кинбурна. Возвращаясь к старинной политической теории: «пустыня-оплот», она требовала кроме того разрушения Азова. За спиной Вильнёва она пыталась столковаться с Россией через посредство князя Молдавского, Гика, но выставляла требования еще более значительные.