Джакомо Казанова - Мемуары

— Вы чем-то озабочены, точно наперсник в трагедии. Я не люблю чтобы со мной церемонились; не забывайте этого. Завтра вечером я буду ждать вас.

— Никак невозможно. Я уже взял место в карете и уезжаю завтра из Валенсии.

— Ошибаетесь, вы уедете только через неделю, когда и сама я отправлюсь в Барселону.

— Спешные дела…

— Ну так что же? Повторяю вам, вы не уедете. Не возражайте…

Тем не менее, я удалился с твердым намерением уехать из Валенсии во что бы то ни стало.

На другой день вечером я явился к ней с визитом, который должен был быть последним. Она встретила меня с аффектированной грустью.

— Молинари, — сказала она, — болен. Мы будем ужинать вдвоем, потом поиграем в карты: говорят, что вы известный игрок; посмотрим. Потом мы погуляем в саду, а завтра…

— Завтра, сударыня, я принужден буду уехать.

— Разговаривайте.

— Мое место взято на семь часов утра.

— Как бы не так! Я подкупила ветурино; его экипаж — в моем распоряжении на целую неделю: вот его расписка.

Все это было сказано с легкой, любезной настойчивостью, которая понравилась мне. Что было делать? Однако благоразумие требовало быть настороже. Я ей сказал:

— Ваш шпион донесет графу Риела, что мы ужинали вдвоем.

— Тем лучше.

— То есть, тем хуже.

— Вы, может быть, находите, что это компрометирует вас, или, может быть, вы трусите?

— Если я трушу, то за вас; я бы не желал быть причиной разрыва, невыгодного вам.

— Это очень деликатно, но успокойтесь. Чем более я бешу старого графа, тем более он меня любит, и каждое из наших примирений стоит ему очень дорого.

— Значит, вы его не любите?

— Я его люблю? За кого же вы меня принимаете? Человека, который меня содержит!

— Который осыпает вас подарками, выказывает вам всякого рода почтение…

— Этим он удовлетворяет свою страсть…

— Вас будут считать неблагодарной.

— А какое мне дело до мнения других? Я люблю графа… разорять. К несчастию, он так богат, что этого, кажется, невозможно достигнуть.

Она приказала принести карты, и мы стали играть в примере, азартную игру, до такой степени сложную, что какие-либо расчеты невозможны. Я проиграл двадцать пистолей, которые отдал с неудовольствием, вследствие печального состояния моих финансов. Нина взяла деньги, смеясь, советуя мне отыграться. Затем мы отлично поужинали. Весь следующий день я провел с нею, и мы опять принялись за игру в карты. В несколько дней мой кошелек пополнился тремястами пистолями, а в них я весьма нуждался.

Наконец, синьора получила от графа известие, что может безопасно приехать в Барселону. Король приказал епископу считать Нину лицом, служащим в городском театре; она могла провести там целую зиму, соблюдая лишь приличие. Передавая мне это известие, Нина прибавила: «Теперь вы можете уехать; не забудьте приходить ко мне всякий вечер в Барселоне. Но являйтесь после десяти вечера- это час, в который граф освобождает меня от своего присутствия». Весьма вероятно, что я бы не воспользовался этим приглашением, если бы не пистоли, которые синьора проигрывала с такою легкостью. Я выехал из Валенсии днем раньше ее, и въехали мы в Барселону каждый отдельно. Я остановился в гостинице Санта-Мария. Хозяин гостиницы был извещен о моем приезде, принял меня чрезвычайно любезно и сообщил мне таинственно, что получил приказ ни в чем мне не отказывать. Этот поступок синьоры был весьма неблагоразумен. Хозяин, правда, имел вид человека весьма опытного в подобного рода проделках, но все-таки Нина была покровительствуема графом, который имел в своем распоряжении всю полицию. Было весьма вероятно, что этот вельможа не любит шуток над собой. Сама Нина описывала его как человека с характером порывистым, ревнивым, мстительным. Хозяин сказал мне, что в моем распоряжении находится карета. Я его спросил, кто об этом позаботился?

— Донья Нина, — отвечал он, улыбаясь.

— Я очень удивлен, — отвечал я, — всем этим. Для моего кошелька это слишком дорого.

— Все уплачено. — Этого я не допущу. — Во всяком случае, я ничего не возьму с вас.

Это заявление заставило меня задуматься и внушило мне мрачные предчувствия. У меня было рекомендательное письмо к дону Мигуэлю де Севалос, который, на третий день моего приезда, представил меня вице-королю. Граф был низкого роста, он был грубоват по манерам. Принял он меня стоя, чтобы не быть принужденным посадить меня. Я обратился к нему по-итальянски, а он отвечал мне по-испански, что выходило очень смешно. Зная, что он очень тщеславен, я во время моего визита наделял его титулом светлости. Он много говорил о Мадриде и об развлечениях, доставляемых столицей, из чего я заключил, что Барселона не блещет в этом отношении. Он жаловался на Мочениго, который, вместо того, чтобы проехать через Барселону, как граф советовал ему, направился прямо на Бордо. Его Светлость пригласил меня к обеду, — приглашение это было мне тем приятнее, что доказывало, что мое знакомство с Ниной было ему неизвестно. Прошла уже целая неделя с тех пор, как я не видал синьоры, а так как мы условились, что я явлюсь к ней только тогда, когда она предупредит меня об этом, — то никак не мог объяснить себе ее молчания. Наконец, я получил от нее записку: она назначала свидание после десяти часов. Наше свидание было церемонно: сдержанность, обнаруженную ею, я объяснил себе присутствием ее сестры, женщины лет сорока. В сущности, я не чувствовал никакого влечения к Нине, но считал все же неловким прекратить свои визиты. Небольшое обстоятельство, однако, должно было бы заставить меня понять, что эти визиты- рискованное дело. Как-то я спокойно прохаживался по городу, как вдруг подошел ко мне какой-то офицер.

— Милостивый государь, — сказал он мне, — я должен поговорить с вами о предмете, нисколько до меня не касающемся, но интересующем вас в высшей степени.

— Объяснитесь…

— Вы иностранец и, может быть, мало знакомы с испанскими нравами; поэтому вы не знаете, чем рискуете, бывая каждый вечер у синьоры Нины после ухода вице-короля.

— Чем же я рискую? Графу известны мои визиты, и, вероятно, он не имеет причины быть этим недоволен.

— Вы можете ошибиться. Граф знает, что вы бываете у синьоры Нины; если он не выражает ей своего неудовольствия по поводу этих визитов, то потому, что боится ее гораздо больше, чем любит. Но знайте, что истинный испанец не может любить, не ревнуя. Поверьте мне, в интересах вашей безопасности прекратите ваши визиты.

— Благодарю вас за совет, но не могу последовать ему, это значило бы заплатить грубой неблагодарностью за расположение, выказываемое мне этой дамой.

— Итак, вы будете продолжать ваши визиты?

— До тех пор, пока граф не найдет нужным дать мне понять, что эти визиты ему не нравятся.