Николай Дубинин - Вечное движение (О жизни и о себе)

- У, шайтан,- сказал Намазалиев,- теперь совсем ушли. Догонять будем!

Он послал провожатых с лошадьми навстречу нам, в следующее ущелье, куда мы решили идти за козлами через перевал. По каменной реке, вспененной обломками скал и осыпями мелких камней, мы стали подыматься вверх. Было жарко, и через каждые 10 минут приходилось отдыхать. На расстоянии выстрела сорвалась и, планируя, полетела большая красновато-рыжая с белым подхвостьем индюшка. Я вскинул ружье, и раскрытокрылый силуэт улара повис на мгновение под мушкой, но Намазалиев схватил меня за руку.

- Постой,- тихо вскрикнул он,- не стреляй, козел пугать будешь!

Резко засвистав, вырвалась и с криком полетела к снегу вторая индюшка, за ней третья. Несколько уларов снялись вдалеке.

Поднялись до места бывшей лежки козлов и двинулись их тропою на перевал. Наверху шли по мягкой россыпи крупного гравия. Затем началось плато, занятое огромным пластом подтаявшего фирна. Раскрылась панорама громадных вершин. В перспективе они казались чуть ниже нас. Гигантская цель Кунгей-Алатау линией снеговых гор лежала позади. По бокам и впереди толпились горы Заилийского Алатау, цепи лежали четкие и ясные, вершины сверкали. Пошли через снег, он подтаял и слежался в твердый фирн. Подошли к краю другой стороны перевала. С высоты крутого обрыва открылась картина соседнего ущелья в виде огромного цирка. Мы стояли над истоками рек. Внизу ручьи стекали с языков льда. Террасами лежали восемь озер. Из третьего с шумом падала вода, она разбивалась, образуя пену и брызги от ударов по крутым склонам. Большое провальное озеро лежало в центре каменного цирка. Оно не имело выходов. Снеговые поля вплотную подходили к его южному берегу. Примостившись на краю скального обрыва и упершись ногами в трещину, мы разглядывали лежащий под нами мир. Козлы исчезли бесследно! Однако в центре цирка, там, где возвышались небольшие одиночные острые скалы, стояли два старых козла.

- О, бикы, настоящий бикы! - воскликнул Шерше.- Мы пойдем к ним! живо сказал он, прочерчивая рукой путь по огромному радиусу цирка.

С края бездны казалось, что пути вниз нет. Пошли направо, по краю фирна. Намазалиев стал спускаться дорогой козлов. Скоро тропа потребовала прыжка. Надо было прыгнуть метра два вниз и задержаться на очень маленьком снежном выступе скалы. Шерше прыгнул, балансируя, удержался, затем посмотрел на меня снизу и сказал:

- Пожалуйста, послушай, не прыгай, иди назад, мы лошадь пришлем.

Я засмеялся. Он покачал головою и спрыгнул дальше на каменную осыпь. Через полминуты я догнал его, и мы осторожно пошли вниз. Осыпь из гравия с большими, включенными в нее камнями текла под ногами, и мы увязали в ней. Это был типичный сыпец - встанешь на него, и он медленно, а затем все быстрее начинает течь, словно бы ты вошел в реку, где вместо воды плывут живые, все вместе текущие камни. Перед спуском к озеру пошли по краю снегового поля, здесь Шерше стал еще более осторожен.

Спускались под стенами скального обрыва. Над головой беспокойно звонко и звучно кричали черные желтоклювые альпийские галки. Ярко алели их ноги, когда галки, наблюдая за нами, перелетали с камня на камень или спиральным изгибом подымались на вершину утеса. Казахи называют этих птиц тай-карга, а киргизы - сары-тумшук-чокотан. Было странно видеть этих черных блестящих птиц на мертвых камнях, где только мхи, лишайники и бактерии набросили цветной покров из лоскутного зеленого, розового, фиолетового, красного ковра на поверхности и изломы камней. Спустились ниже и вышли на склон камней. Прыгая, добрались до края озера и, пройдя берегом, вышли в центр цирка. Впереди лежала небольшая, 20-метровая скальная гряда, на которой мы видели двух козлов. Стали взбираться. Наверху шаги Шерше стали неслышными, он снял ружье и крался. Козлы исчезли. Однако Намазалиев нашел их следы. Они спустились метров на сто вниз, взошли на другую, следующую гряду небольших скал и исчезли.

День склонялся, из-за камней и из глубоких россыпей стали подниматься тени, одевались прохладой горы. Все лежало в молчании, умиротворенное тишиной предвечерья.

- У, шайтан,- сказал Шерше,- охота кончилась, ну, отдыхай немножко и к лошадь пойдем.

Сели на камни. Солнце склонялось за горы, ложились сумерки.

- Сейчас текэ сюда ходить будет,- продолжал Шерше,- убивайт надо, ночевайт надо, хлеба нет, одежа нет, пойдем домой. Посмотри, сейчас текэ будет, тогда пойдем.

В легких сумерках на скале напротив появились четыре козла. Они стояли сравнительно близко, и в бинокль их хорошо было видно. Козлы стояли в профиль, мощные, шоколадного цвета, с длинными, узкими и темными бородами, повернув серпы могучих рогов.

- Посмотри,- сказал Шерше, указывая рукой назад, на скалы, откуда мы так еще недавно спускались.

Около десятка резко очерченных силуэтов стояли на срезанной каменной вершине. И вдруг их стало гораздо больше. Десятки текэ стояли и смотрели вниз, в глубину цирка, куда они собирались спускаться. И на всех других скалах стали появляться текэ десятками. Словно на гравюре, рисуемой невидимой рукой великого художника, возникали их темные силуэты, прочерчивая вечереющее небо.

Я забыл обо всем. Вокруг по всему небу огромного цирка стояли свободные, непобежденные тауг-текэ. Чуть склонив головы с могучими рогами, они всматривались, нюхали и слушали долину внизу.

Вершины гор начали куриться. Туман опускался, окутывая скалы. И текэ, и камни, и небо - все постепенно погружалось в призрачную ткань облаков.

Вот оно, каменное царство текэ! Молча и неподвижно сидели мы с Шерше и смотрели на видения этого заоблачного царства.

Вдруг внизу за скалой возник шорох, а затем осторожный, чуть слышный, но такой отчетливый звук шагов настороженного, приостанавливающегося, замирающего и опять идущего зверя.

Мы легли, неслышно я перевел предохранитель, а грудь наполнилась пульсирующим сердцем.

С моей стороны, шагах в шестидесяти, из-за камней появились серпы рогов, затем голова, и вдруг неуловимым движением весь тауг-текэ встал на краю обрыва маленьких скал. Мгновенно я выстрелил раз и другой. Текэ исчез, камни загрохотали по уступам, и мы услышали тяжелое падение.

Подбежав к краю обрыва, мы увидели текэ, он лежал метрах в семи, на последней террасе маленьких скал. Огромный зверь был мертв, алая кровь тонкой струей стекала из угла его рта.

Подъехали киргизы, мертвого тауг-текэ перекинули перед седлом, приторочили его у Шерше. Уже в темноте сели на лошадей. Охотники, глухо переговариваясь, тронулись вниз. В глубине ущелья луна, скрытая теснинами гор, погасла. На дне ущелья лежала тьма. Затем горы раздвинулись, и опять показалась луна. Несколько раз мы спускались на дно ущелья в сырую грохочущую водой тьму и вновь подымались вверх, где затихал шум и сиял свет луны.