Коллектив Авторов - Древнерусская литература. Литература XVIII века

Личные мотивы остаются преобладающими в лирике Карамзина в течение всего его творчества. Конкретные бытовые детали, играющие такую большую роль в поэзии Державина, редко проникают в карамзинскую лирику, отражающую по преимуществу внутреннюю жизнь поэта, его настроения и «чувствования». Однако в некоторых стихотворениях Карамзина помимо автора появляются другие герои со своими характерами и судьбами. Это герои баллад Карамзина – «Раиса» и «Граф Гваринос», а также написанной несколько позднее «богатырской сказки» «Илья Муромец».

Разрабатывая эти новые для русской поэзии лиро-эпические жанры, Карамзин использовал опыт европейских авторов. Характерно, в частности, обращение писателя к сюжету старинного испанского романса («Граф Гваринос»).[ 1112] Отдаленность и времени и места действия придавала этому сюжету особый поэтический колорит в глазах Карамзина, захваченного уже до некоторой степени преромантическими веяниями эпохи.

Идеи Гердера, с которым Карамзин был знаком и по его произведениям и лично (знакомство состоялось во время пребывания Карамзина в Германии), он воспринял далеко не полностью, но мысль о ценности культуры каждой отдельной нации в каждый исторический период была очень созвучна русскому писателю и теоретику сентиментализма.

Писатель приходит к убеждению, что «творческий дух обитает не в одной Европе; он есть гражданин вселенной» (2, 117). Карамзин публикует в «Московском журнале» отрывок из индийской драмы Калидасы «Саконтала», поэму Дж. Макферсона «Картон», считавшуюся еще в то время произведением древнего шотландского барда Оссиана. Интерес к поэзии древнего Востока или древнего Севера уже имел для Карамзина в некотором смысле исторический характер. По мнению русского писателя, «Саконталу» «можно назвать прекрасною картиною древней Индии, так, как Гомеровы поэмы суть картины древней Греции, – картины, в которых можно видеть характеры, обычаи и нравы ее жителей» (2, 118). Характерный для просветителей конца XVIII в. интерес к жизни «диких» народов, сохранивших во взаимоотношениях искренность, безыскусственность и простоту, проявился и у Карамзина. Уже в первых литературных произведениях писателя появляются герои двух типов: «естественный человек» и человек цивилизованный, просвещенный.

Писатель ищет героев первого типа в крестьянской среде, среде, не испорченной цивилизацией, сохранившей патриархальные устои. Знаменитая повесть Карамзина «Бедная Лиза» (1791) привлекала современников своей гуманистической идеей: «и крестьянки любить умеют». Главная героиня повести – крестьянка Лиза воплощает в себе представление писателя о «естественном человеке»: она «прекрасна душою и телом», добра, искренна, способна преданно и нежно любить. Жизнь Лизы гораздо теснее связана с природой, чем жизнь обитателей столицы. Карамзин хочет, чтобы читатель поверил в реальность существования своей героини. В повести указывается достаточно точно место и время действия: окрестности Москвы, близ Симонова монастыря, «лет за тридцать перед сим». Автор подчеркивает, что «пишет не роман, а печальную быль» (1, 619). Многие современники писателя не сомневались в подлинности описанных событий и совершали паломничество к «Лизиному пруду».

Эраст – это «цивилизованный» герой, противостоящий Лизе. Лиза добродетельна, Эраст порочен. Но если образ Лизы однозначен, то образ Эраста гораздо сложнее. Это не злодей, но человек «с изрядным разумом и добрым сердцем, добрым от природы, но слабым и ветреным». Он оказывается способен на жестокий поступок, но, совершив его, раскаивается в течение всей жизни.[ 1113] Автор сообщает, что историю Лизы он узнал от самого Эраста. Таким образом, вся повесть превращается как бы в исповедь Эраста. Вместе с тем в ходе повествования постоянно обнаруживается присутствие автора. Иногда он выступает с непосредственными оценками происходящего. Рассказывая о том, как Эраст покидает Лизу, автор добавляет «от себя»: «Сердце мое обливается кровью в сию минуту. Я забываю человека в Эрасте – готов проклинать его – но язык мой не движется – смотрю на небо, и слеза катится по лицу моему» (1, 619). Рассказчик – это «чувствительный» просвещенный человек: он любит бродить «по лугам и рощам», наслаждаясь приятными видами; размышляет об истории отечества, разглядывая развалины монастыря; он сожалеет о судьбе Лизы, но способен понять и простить заблуждение Эраста.

Лирические отступления, анализ психологии героев – все это занимает гораздо больше места в повести, чем непосредственное изложение событий, сюжет крайне прост и незамысловат. Однако в самую трактовку этого сюжета Карамзин вносит философско-этическую проблематику, имеющую для него принципиальное значение. Социальный конфликт повести (он барин, она крестьянка) оказывается одновременно конфликтом между воображением и реальностью. Эраст искренне мечтает об идиллической любви, о забвении сословных предрассудков. Более трезво смотрит на вещи Лиза, сознающая, что Эрасту «нельзя быть ее мужем». Реальные события обнаруживают всю призрачность мечтаний Эраста, и столкновение мечты с действительностью ведет к печальной развязке. Два мира – идеальный и реальный – противопоставлены друг другу в сознании Карамзина. В поисках гармонии писатель обращается к отдаленной эпохе: временна́я дистанция как бы призвана снять трагическое противоречие между вымыслом и реальностью.

В повести «Наталья, боярская дочь» Карамзин рисует старую Русь как идеальную страну, в которой почти все люди простосердечны, добры и искренни. Такими оказываются основные действующие лица: Алексей Любославский, боярин Матвей, Наталья и даже сам государь. Каждый из них воплощает в себе добродетели «естественного человека». Между этими героями и автором существует дистанция не только хронологическая, но и психологическая.

Автор пересказывает мысли Сократа, говорит о сочинениях Локка и Руссо, иногда выражается «языком оссианским», упоминает персонажей из античной мифологии и т. д. Как и в «Бедной Лизе», автор чувствителен и готов вместе с героями переживать их злоключения, но кроме сочувствия в авторских репликах звучит и легкая ирония. Со стернианской насмешкой Карамзин описывает «бабушку своего дедушки», воображаемую представительницу патриархального мира. Просвещенный автор уже не может смотреть на мир глазами своих предков: он так же как и его «любезный читатель» – люди другой эпохи, «осьмого на десять века». В соответствии со вкусом своего времени писатель ведет повествование, заставляя героев далекого прошлого говорить языком образованных русских дворян конца XVIII столетия. Это несоответствие Карамзин сознает и сам: «Читатель догадается, – замечает он, – что старинные любовники говорили не совсем так, как здесь говорят они; но тогдашнего языка мы не могли бы теперь и понимать. Надлежало только некоторым образом подделаться под древний колорит» (1, 639). Для передачи этого колорита автор использует и старинные предания, и фольклор, и некоторые исторические сведения. Как ни скудны подобные материалы, они свидетельствуют об интересе писателя к отечественному прошлому, его стремлении понять «характер славного народа русского».