Грегори Дуглас - Шеф Гестапо Генрих Мюллер (Дневники)

Нужно будет поговорить с Фергюсом об этом при следующей нашей встрече [имеются в виду возможные насильственные действия против британского дипломата]. [...]

17 сентября

Макартур сделал блестящий ход, высадив войска в Инчхоне, в глубоком тылу северокорейских сил. Корейцы почти в шоке, их теснят со всех направлений. Это хорошие новости, но война не должна закончиться так быстро! [...]

21 сентября

Во вторник, позавчера, состоялся большой митинг коммунистов. Говорили о нашем вмешательстве в Корее и страшно возмущались запретом на подобные митинги со стороны Конгресса. Пресса безумствует, но это только добавляет вес раздутым финансовым планам Гувера. [...]

25 сентября

Белый дом провел [через Конгресс] военный бюджет в размере 17 миллиардов долларов! Великолепно! Теперь мой портфель акций оборонных предприятий набирает цену каждый день, что идет война! По имеющейся внутренней информации мы обязательно вступим в Северную Корею, если Макартуру удастся справиться с корейцами. Вот уж тогда лиса окажется в курятнике! Тогда нам придется столкнуться с китайцами. Виктор уверен, что Сталин не ввяжется в бой до тех пор, пока китайцы останутся ему послушны и будут биться за его интересы. Если Китай вступит в войну, то длительный военный конфликт нам обеспечен и мне светят ещё большие прибыли от моих акций.

[...]

Думаю, мы [с Зайкой] можем кое-что посадить на участке у дома. Завести несколько голов скота, выращивать помидоры, клубнику, кукурузу и всякие овощи. Нет, все это недорого стоит, просто очень приятно чувствовать себя обеспеченным всем своим.

Я прочел у Горация кое-что насчет устройства огородов и почувствовал большую симпатию к его взглядам.

Всю свою жизнь я любил свою работу и постоянно работал. Это выдвинуло меня в Германии, и то же самое двигает меня здесь. У меня, в отличие от других, всегда имеются готовые документы практически по любому вопросу, и в то время как другие напиваются уже за обедом в середине дня, я пишу за своим столом или диктую. И когда они вваливаются в офис, дыша алкогольными испарениями, я все ещё пишу.

Гарри сказал мне, что ещё не встречал человека, столь преданного своей работе, и что, если бы не мешали соображения безопасности, мне следовало бы работать в Белом доме.

К слову о безопасности. Вчера заезжал Виктор, мы славно поиграли в шахматы перед ужином. Он по-свойски сказал мне, что слышал в клубе разговор обо мне. Один из собеседников считал, что я какой-то крупный нацист, но не был уверен. Якобы ему сказал об этом один его приятель из ЦРУ.

Виктор хотел просто предупредить меня, что могут возникнуть проблемы. Он передал мне клочок бумаги с двумя фамилиями. Я поблагодарил его, и мы сели ужинать.

Я все-таки выиграл у него в двух партиях, но в одной он был очень близок к успеху.

Завтра я позабочусь о безопасности.

30 сентября

Интересно прошла та неделя. Утечка информации обо мне произошла из ЦРУ. Сперва я уточнил источник, а потом пригласил его провести время у меня в загородном доме. Мы с Арно немало поразвлеклись, стараясь загнать его в угол и допросить, и после полбутылки шотландского виски он наконец стал невнимательным.

Он узнал обо мне от Визнера, который тоже был в тот момент пьян. Визнер зол на меня, поскольку я откровенно его недолюбливаю, и к тому же крутил интрижки с женами его сотрудников. Мой одурманенный информатор заверил меня, что никому об этом не рассказывал, кроме того человека в клубе, и больше не произнесет ни слова обо мне.

Это оказалось чистой правдой, поскольку после этого Арно вывел его полюбоваться на закат солнца. А позже Арно вернулся один, с перемазанными глиной обшлагами на брюках.

Теперь остаются Визнер и тот человек в клубе.

Арно позаботится о человеке из клуба, высокопоставленном академике, а я займусь Визнером. У меня назначена встреча с ним в воскресенье на мессе, оттуда я заберу его в контору для приятной частной беседы. Арно в это время будет по своим делам.

2 октября

Приятного уик-энда не получилось ни у кого, кроме Зайки, которая осталась в Виргинии, пока я ездил в Вашингтон на мессу и на встречу с Визнером. Сперва тот был совершенно трезв, но позже напился до чертиков.

Мы разговаривали с ним в офисе, я сидел за своим столом, в ящике которого лежал диктофон. Когда я изложил свою маленькую проблему, он покраснел, а перед прощанием я передал ему досье, которое я составил на него. Тут он побелел, как стена, уронил папку на ковер и побежал блевать в мою ванную. Конечно, он психопат, но не настолько, чтобы не понимать, что я могу уничтожить его при желании за пять минут. Я ведь могу показать досье Гуверу, Гарри [Трумэну] или ещё кому-нибудь и похоронить его [Визнера] карьеру навсегда. Представить себе только чинного белого джентльмена, сидящего в Чиви-Чат с темнокожим любовником! И ещё два снимка этой парочки в парке Рок-Крик! Как хорошо помогает фотокамера некоторым людям изменить свои взгляды на жизнь!

Если Полли [жена Визнера. - Примеч. амер. изд.] узнает об этом, будет крупный скандал, и Визнер знает, на что я готов пойти. Я в самой дружелюбной манере объяснил ему, что могу поступить тремя способами. Ничего не предпринимать. Разоблачить его. И, наконец, убить его. И я спросил его, как мне лучше всего поступить.

Мне показалось, что эту свинью хватит сердечный приступ, но в конце концов он понял, что придется уступить, и пообещал никогда не распахивать свою пьяную пасть насчет меня. Я заставил его раскрыть мне имена тех, кому он болтал насчет меня, и он назвал три фамилии. Одного Арно столкнул в бойлерный котел в [моем] поместье, а второго Арно навестит вместе с третьим... У Арно будет прекрасная возможность отработать свое немалое жалованье. Прежде чем он пошлет последнего из списка к праотцам, он выяснит, кому тот мог проболтаться еще. Надеюсь, он окажется не сплетником и никому обо мне не рассказывал, потому что не могу ведь я ещё сильнее проредить ряды высокопоставленных чиновников?

Я с неохотой уступил попыткам Зайки обучить меня верховой езде. Мне придется взгромоздиться на лошадь, просто чтобы доставить ей удовольствие.

Около полуночи Арно вернулся с выполнения задачи с приятными известиями, что академик покончил с собой этим вечером. Я спросил Арно, в приличном ли виде тело и не придется ли запаивать гроб на похоронах. Арно сказал, что умерший оставил рукописное послание и повесился в своей квартире. Арно оставил записку, пришпиленную к брюкам умершего, и запер за собой дверь. По словам Арно, тот обделался, но на это вряд ли обратят внимание. Арно включил в помещении обогреватель перед выходом, так что к моменту обнаружения труп будет пахнуть похлеще сыра бри. Этот тип живет не в Вашингтоне, так что известие о его кончине может даже не попасть в местные газеты. Завтра утром Арно будет беседовать с последним человеком.