Карл Клаузевиц - О войне

4) чувствительность коммуникационных линий, т.е. влияние, оказываемое простым их перерывом, создает в стратегии новый принцип.

Надо заметить, однако, что по самой природе вещей, благодаря обширности пространств, приемы охвата и нападения с нескольких сторон нормально могут быть употреблены в стратегии только стороной, захватившей инициативу, следовательно, наступающим, и что у обороняющегося нет той возможности, какую он имеет в тактике, в свою очередь охватить охватывающего в процессе действия [157], ибо он не может ни эшелонировать свои силы на соответственной глубине, ни расположить их достаточно открыто. Но что пользы для наступления от легкости охвата, раз последний не приносит никаких выгод? Поэтому в стратегии вообще нельзя было бы выдвигать охватывающее наступление как принцип победы, если бы при этом не имелось в виду его влияния на сообщения. Но этот фактор редко получает крупное значение в первый момент, когда наступление и оборона приходят в соприкосновение между собою и находятся еще в нормальной группировке по отношению друг к другу; он нарастает лишь с течением кампании, когда наступающая сторона на неприятельской территории постепенно переходит к обороне; тогда сообщения новоявленного обороняющегося становятся слабыми, и первоначально обороняющаяся сторона может использовать эту слабость, перейдя в наступление. Однако всякому ясно, что это превосходство наступления не может быть занесено в его общий счет, так как оно по существу складывается из высших свойств обороны.

Четвертый принцип - содействие, оказываемое театром войны, естественно, на стороне обороняющегося. Когда наступающая армия выступает в поход, она отрывается от своего театра войны и вследствие этого ослабляется, так как оставляет позади себя свои крепости и всякого рода склады. Чем больше район операций, через который ей предстоит продвинуться, тем больше сил она теряет вследствие маршей и выделения гарнизонов. Между тем армия обороняющегося сохраняет все свои связи, т. е. она продолжает пользоваться поддержкой своих крепостей, ничем не ослабляется и остается вблизи своих источников пополнения и снабжения.

Участие населения - как пятый принцип - хотя и имеет место не при всякой обороне, ибо оборонительная кампания может вестись и на неприятельской территории, но все же этот принцип, исходя из понятия обороны, находит в ней в большинстве случаев применение. Подчеркнем, что здесь, разумеется, если не исключительно, то преимущественно, содействие ландштурма и вооруженных народных масс; но участие народа также ведет к тому, что все трения становятся менее значительными, а источники снабжения и пополнения оказываются ближе и приток сил и средств из них обильнее.

Ясную, как бы сквозь увеличительное стекло, картину влияния данных, указанных в третьем и четвертом пунктах, дает нам поход 1812 г.: 500000 человек переправились через Неман, 120000 человек участвовали в Бородинском сражении, и еще гораздо меньшее число дошло до Москвы.

Можно смело утверждать, что влияние этого огромного опыта так велико, что русские, даже если бы они затем не перешли в наступление, все же на долгое время были бы обеспечены от нового нашествия. Правда, за исключением Швеции, ни одна европейская страна не находится в таком положении, как Россия. Однако действующий принцип всюду остается тем же и отличается лишь степенью своей силы.

Если к четвертому и пятому принципам добавить то соображение, что эти силы относятся к первоначальной обороне, т.е. к обороне, протекающей в собственной стране, и что они слабеют, когда оборона переносится на неприятельскую почву и переплетается с наступательными предприятиями, то отсюда вытекает, приблизительно как и при третьем принципе, новая невыгода для наступления, ибо, точно так же, как оборона не состоит исключительно из оборонительных элементов, и наступление не состоит исключительно из элементов активных, более того, каждое наступление, которое не ведет непосредственно к миру, должно заканчиваться обороной.

Но раз все элементы обороны, встречающиеся в наступлении, ослабляются самой природой этого наступления, то это явление следует рассматривать как общий дефект последнего.

И это вовсе не праздная изворотливость мысли; напротив, здесь-то вообще и заключается главная невыгода наступления. Поэтому при составлении всякого плана стратегического наступления необходимо с самого начала обратить внимание на этот пункт, т.е. на оборону, которая должна последовать за наступлением, мы более подробно ознакомимся с этим в части, посвященной плану кампании [158].

Великие моральные силы, которыми порою бывают проникнуты все элементы войны, как своеобразным бродильным началом, и которыми полководец может, следовательно, пользоваться в известных случаях для подкрепления своей армии, можно мыслить в одинаковой мере как на стороне наступления, так и на стороне обороны; по крайней мере те из них, которые особенно ярко блещут при наступлении (например, смятение и страх в рядах противника), обычно проявляются лишь после решительного удара и редко способствуют тому, чтобы придать ему тот или иной оборот.

Этим, я полагаю, мы в достаточной мере обосновали наше положение, что оборона представляет более сильную форму войны, чем наступление, но остается еще упомянуть об одном небольшом и до сих пор не отмеченном факторе. Мы имеем в виду ту храбрость и то чувство превосходства, которые вытекают из сознания принадлежности к числу наступающих. Это - несомненная истина, однако эти чувства очень скоро тонут в более общем и сильном чувстве, которое придают армии ее победы и поражения, талантливость или неспособность ее вождей.

Эти два представления, эти две формы пользования силами при наступлении и обороне так часто встречаются в теории и в действительности, что навязываются воображению как почти необходимые формы, присущие наступлению и обороне. А между тем мало-мальски внимательное размышление показывает, что это неверно. Поэтому мы хотим возможно раньше рассмотреть эти две формы и раз навсегда составить о них ясное представление, дабы при дальнейшем рассмотрении взаимоотношений между наступлением и обороной мы могли совершенно от них отвлечься, чтобы нам уже не мешала видимость выгоды и ущерба, которой они окрашивают все явления. Мы рассмотрим их как чистые абстракции и выделим их понятие как некую эссенцию, оставив за собой право в будущем отмечать то участие, которое указанные формы принимают в различных явлениях.

Обороняющийся мыслится как в тактике, так и в стратегии выжидающим и, следовательно, стоящим на месте, а наступающий - находящимся в движении, и притом в движении, имеющем в виду это стояние. Из этого необходимо следует, что охват и