Карл Клаузевиц - О войне

История нашего времени разрушила эти фантазии, но ни один человек не может поручиться за то, что они снова не воскреснут на более или менее продолжительный срок и не увлекут руководителей судеб к подобным сумасбродствам, потворствующим человеческой слабости, а следовательно, близким сердцу человека. Может быть, еще настанет время, когда на походы Бонапарта и его сражения будут смотреть, как на проявление грубости и глупости, и снова благосклонным и доверчивым оком будут любоваться салонной шпагой устарелых закорузлых порядков и приемов. Если теория может от этого предостеречь, то она окажет ценную услугу тем, кто захочет внять ее предостережению. Да удастся нам протянуть руку помощи тем, кто в нашем дорогом отечестве призван высказывать решающее мнение по этим вопросам, послужить им проводником в этой области и побудить их к добросовестной оценке существа дела.

Не одно лишь понятие войны приводит нас к тому, чтобы мы искали великое решение только в великом сражении, но и данные опыта. Испокон века лишь великие победы вели к великим результатам, у нападающей стороны безусловно, у обороняющейся - в большей или меньшей степени. Сам Бонапарт не достиг бы единственного в своем роде Ульма [90], если бы он боялся кровопролития; на этот эпизод надо смотреть именно как на второй укос, собранный с побед его предшествующих походов. Не одни лишь отважные, отчаянные, дерзкие полководцы пытались выполнить свое дело при помощи великого иска решительных сражений; этого пути держались все наиболее удачливые полководцы, и мы должны предоставить им дать ответ на столь широкообъемлющий вопрос. Мы и слышать не хотим о тех полководцах, которые будто бы побеждали без пролития человеческой крови. Если кровопролитное сражение представляет ужасное зрелище, то это должно служить основанием лишь к тому, чтобы смотреть на войну белее серьезно, а не к тому, чтобы из чувства человеколюбия дать своим мечтам мало-помалу притупиться, пока, наконец, не появится вновь кто-нибудь с отточенным мечом и не отрубит нам руки.

Мы смотрим на крупное сражение, как на главное решение, но, разумеется, не как на единственное, которое может потребоваться для данной войны или кампании. Лишь в новейшее время бывали нередко случаи, когда большое сражение решало судьбу целой кампании; те же случаи, когда решалась одним сражением целая война, принадлежат к самым редким исключениям.

Решение, являющееся результатом большого сражения, конечно, зависит не исключительно от самого сражения, т.е. от массы сосредоточенных в нем сил и от интенсивности победы, но также и от множества других обстоятельств, касающихся вооруженных сил и государств, которым эти силы принадлежат. Однако вывод имеющихся налицо главных сил на великое единоборство является в то же время приступом к основному решению, размеры которого можно наперед предвидеть во многих отношениях, но далеко не во всех. Это решение может оказаться не единственным, но в качестве первого оно как таковое окажет влияние и на все последующие решения. Поэтому задуманное генеральное сражение по своим отношениям к остальному может в большей ли меньшей степени, а иногда и преимущественно рассматриваться временным центром тяжести, основным пунктом всей системы. Чем больше полководец будет преисполнен при выступлении истинным духом войны, который является и духом всякой борьбы, чем больше он будет проникнут чувством и мыслью, т.е. сознанием, что он должен разгромить и разгромит своего противника, - тем скорее он бросит все на чашу весов первого сражения, тем больше он будет надеяться и стремиться получить все в этом сражении. Едва ли Бонапарт когда-либо предпринимал какой-либо из своих походов без мысли, что он тотчас же, в первом же сражении, разгромит своего противника; то же думал и Фридрих Великий в более мелких условиях, при кризисе более ограниченного характера, когда он с небольшой армией стремился проложить себе путь в тылу русских или имперцев.

Решение, которое дает генеральное сражение, зависит отчасти, как мы сказали, от самого сражения, т.е. от численности вооруженных сил, принимающих в нем участие, и от размера достигнутого успеха.

Каким образом полководец может увеличить результаты сражения первым путем, ясно само собой. Мы ограничимся лишь замечанием, что с размерами генерального сражения увеличивается и число попутно решаемых им вопросов. Поэтому те полководцы, которые, веря в свои силы, любили эти крупные, решающие акты, всегда находили возможность применить в них большую часть своих боевых сил, не опуская ничего существенного в других пунктах.

Что же касается успеха или, говоря точнее, интенсивности победы, то последняя зависит преимущественно от четырех обстоятельств: 1) от тактической формы, в какой дается сражение; 2) от характера местности; 3) от соотношения родов войск; 4) от соотношения сил. Сражение, разыгранное фронтально и без обхода, редко даст такой крупный результат, как сражение, в котором побежденный оказался обойденным или которое он вынужден был дать, имея более или менее перевернутый фронт. На пересеченной или гористой местности результат точно так же бывает меньше, ибо здесь сила удара вообще оказывается ослабленной.

Если побежденный имеет равную или превосходящую численностью по сравнению с победителем кавалерию, то воздействие преследования, а следовательно, и большая часть результатов победы отпадают.

Наконец, само собою понятно, что победа, одержанная при большом превосходстве сил, если этим превосходством воспользовались для обхода или охвата, даст большие результаты, чем если победитель был слабее побежденного. Сражение под Лейтеном как будто заставляет нас усомниться в практической верности этого положения; но да будет нам на этот раз дозволено сказать то, чего мы вообще говорить не любим: нет правила без исключений.

Все эти пути дают полководцу средства придать сражению решительный характер; правда, вместе с тем возрастают и опасности, которым он подвергается, но этому динамическому закону морального мира подчиняется вся деятельность полководца.

На войне, следовательно, ничто не сравнимо по важности с генеральным сражением, и высшая мудрость стратегии проявляется в добывании необходимых для него средств, в правильной установке его по отношению к месту, времени и направлению сил и в использовании его результатов. Из важности значения, какое имеют эти вопросы, однако, не следует, чтобы они отличались большой сложностью и таинственностью; напротив, здесь все крайне просто, искусство комбинаций очень ограничено, но велика потребность в точной оценке явлений, в энергии, в твердой последовательности, в юношеской предприимчивости - в героических свойствах, к которым нам еще не раз придется возвращаться. Таким образом, здесь требуется мало такого, чему можно научиться из книг, и многое из того, чему если и можно научиться, то не путем грамоты, а как-то иначе.