Денис Абсентис - Христианство и спорынья

Но если радикальные меры к евреям истинному христианину были естественны и понятны, то что делать с самими христианами, которые смущают умы своим братьям всякими научными теориями? Ведь не всех же можно так удачно сжечь, как Кальвин Сервета. До некоторых не добраться — тот же Коперник сам каноник, и вроде не еретик, а такое пишет, что христианин может усомниться в вере. «Этот дурак желает перевернуть всю науку астрономию; но Писание говорит нам, что Иисус приказал стоят Солнцу, а не Земле» — гневался Лютер, ища решение. Раньше, на заре христианства, было проще — христианство зарождалось в отбросах общества: «Не много среди вас мудрых, не много благородных» — сетовал (или радовался?) апостол Павел. А теперь ишь, выучились некоторые. Впрочем, решение было Лютером скоро найдено: чтобы подобные научные изыскания не могли смущать христиан, последние должны разучиться думать . И в самом деле, зачем христианину разум? «Нет на земле среди всех опасностей более опасной вещи, чем богато одаренный и находчивый ум», — радовался Лютер тому, что нашел выход так быстро. — «Ум должен быть обманут, ослеплен и уничтожен». «Разум есть величайший враг веры, — вдохновенно учил Святой Отец, — он не является помощником в делах духовных и часто борется против божественного Слова, встречая все, исходящее от Господа, с презрением». К этому времени реформатор уже забыл, что по его же собственному мнению, именно дьявол лишает человека ума. Или он уже начал идентифицировать себя с дьяволом? Как бы там ни было, свое учение Лютер подытожил и увековечил знаменитой фразой: «Тот, кто хочет быть христианином, должен выдрать глаза у своего разума!»

После «ослепления разума» можно было переходить и к ведьмам. Что касается ведьм, то отношение Лютера было однозначным. Чародеек Лютер называл «злые чертовы шлюхи» и до глубины души ненавидел. «Никакого сострадания — их необходимо без промедления предать смерти. Я всех бы их охотно сам сжег», — восклицал Отец Реформации. Лютер непрестанно требовал выявлять ведьм и сжигать их живыми. «Колдуны и ведьмы, — писал он в 1522 году, — суть злое дьявольское отродье, они крадут молоко, навлекают непогоду, насылают на людей порчу, силу в ногах отнимают, истязают детей в колыбели, понуждают людей к любви и соитию, и несть числа проискам дьявола». Неудивительно, что в процессах над ведьмами в Германии было осуждено на смерть мужчин, женщин и детей гораздо больше, чем в любой другой стране. После смерти Лютера в протестантских областях Германии охотники за ведьмами безумствовали даже больше, чем в землях, оставшихся католическими. Историк Иоганн Шерр писал: «Каждый город, каждое местечко, каждое прелатство, каждое дворянское имение в Германии зажигало костры». По выражению раскаявшегося фон Шпее, «по всей Германии отовсюду поднимается дым костров, который заслоняет свет». И здесь даже не важно, о какой части разделившейся на два враждующих лагеря Германии идет речь — ведьмам было везде «уютно». Некоторые реформаторы почитали охоту на ведьм святым долгом перед Богом. Отравления спорыньей помогали «правосудию» торжествовать, так как не у всех «ведьм» надо было вырывать признание пытками, многие признавались сами. К обезумевшим охотникам приходили в объятия обезумевшие жертвы — ведь хлеб ели все один. Доходило до гротеска — в 1636 году в Кенигсберге появился человек, утверждавший, что он Бог-отец, и что Бог-сын, а также дьявол признали его власть, и ангелы поют ему песнопения. Христианская реакция была предсказуема — за такие слова сначала ему вырвали язык, потом обезглавили, а труп сожгли. Ведь Лютер учил, что все безумие от дьявола. Перед смертью больной рыдал, но не над своею участью, а над грехами всего человечества, решившегося на истребление Бога-отца. В лютеранских курфюршествах Саксонии и Пфальце, а также княжестве Вюртемберг в 1567–1582 гг. появились собственные законы о ведьмах, куда более суровые, чем соответствующие статьи кодекса императора Карла V — «Каролины». Ведьмомания в протестантской части христианского мира разгорелась с невиданной даже для католиков силой. Протестанты сделали ненависть к колдовству составной частью вероучения, и историки по сей день спорят, кто отправил на костер больше женщин: католические или протестантские судьи.

Историк Ф. Донован писал: «Если мы отметим на карте точкой каждый установленный случай сожжения ведьмы, то наибольшая концентрация точек окажется в зоне, где граничат Франция, Германия и Швейцария. Базель, Лион, Женева, Нюрнберг и ближние города скрылись бы под множеством этих точек. Сплошные пятна из точек образовались бы в Швейцарии и от Рейна до Амстердама, а также на юге Франции, забрызгали бы Англию, Шотландию и Скандинавские страны. Надо отметить, что, по крайней мере в течение последнего столетия охоты на ведьм, зоны наибольшего скопления точек были центрами протестантизма». Эх, а взял бы историк данные хроник эпидемий эрготизма, побрызгал бы на другую карту, да и сравнил бы их. Нашел бы чему еще удивиться…

Даже Г.Ч. Ли, известному обличителю инквизиции, пришлось внимательнее посмотреть на исторические данные. И оказалось, что известные борцы за рациональное мышление (как, например, Декарт) были на севере Европы редкими диссидентами, а большинство видных интеллектуалов даже и в XVIII веке верили в демонов и ведьм. И сотни тысяч «ведьм» пошли на костер в век научной революции, причем судьями были профессора Гарвардского университета, что так поражало Вольтера.

Зато, отойдя от мифа об уникальности явления Инквизиции, историки сразу смогли преодолеть кажущееся ранее необъяснимым противоречие: утверждение о том, что Реформация освободила мышление, никак не вязалось с тем фактом, что именно виднейшие деятели протестантизма (Лютер, Кальвин, Бакстер) были фанатичными преследователями ведьм.

Как было замечено выше, подлежащие сожжению ведьмы массово водились в тех странах, где в основном потребляли рожь, а где основными продуктами питания были овес, молочные продукты, рыба и т. д., там костры с ведьмами были редкостью. Ибо только христианство само по себе, несмотря на все демонологические трактаты, не могло спровоцировать столь массовую охоту на ведьм без галлюциногенной поддержки спорыньи. Одно христианство не могло заставить народ, пропитанный языческими суевериями, поверить в существование злобных бесов, отдав монополию на «доброе волшебство» исключительно христианским святым. Не могло убедить людей, что все ведьмы — это обязательно зло, и их необходимо массово жечь. Не могло заставить самих «ведьм» признаваться — иногда искренне, даже без пыток — в связях с дьяволом и шабашах с оборотнями.