Николай Костомаров - Мазепа

Ахтырский полковник исполнил поручение, и киевский губернатор отправил его донесение в Бешенковичи — тогдашнюю главную квартиру царя, где и получено было оно 27 февраля, но вслед за тем пришло туда и письмо Мазепы от 24 февраля. Гетман проведал о посылке Кочубеем доносов и поспешил написать к царю об этом сам. Уверяя в своей догробной верности государю, Мазепа находил, что сочиненная на него клевета достойна более смеха, чем внимания, но умолял произвести над клеветниками розыск. [216]

И на этот раз Мазепа так был счастлив, что царь, веривший преданности своего гетмана, прислал ему одно за другим два утешительных письма: 1 и 11 марта. Царь уверял гетмана, что «клеветникам, на него ложно наветующим, никакая вера не дастся, но и паче оные крупно с наусителями воспримут по делом своим достойную казнь». Царь поручал Мазепе самому каким-нибудь удобным способом поймать их; но вместе с тем царь изъявлял подозрение в участии с Кочубеем миргородского полковника Апостола и приказывал гетману зазвать его к себе, как будто для команды над козацким отрядом, а взявши его таким образом в руки, отправить вместе с Кочубеем и Искрою в оковах к государю. [217]Миргородский полковник был отец невестки Кочубеевой — жены его сына. Царь знал, что этот полковник прежде не ладил с гетманом, поэтому царь и подозревал его в участии с Кочубеем в доносе. Но царь Петр не знал того, что Апостол уже поладил с Мазепою и сделался его тайным соумышленником во вред Петру.

Вот таким-то образом отнесся Петр к этому делу. И неудивительно: в течение двадцати с лишком лет подавались на гетмана донос за доносом и ни один не оправдался, а гетман между тем продолжал служить государю верно, всегда исполнял царскую волю исправно, и притом был такой милый и любезный человек, что и царю, и всем близким вельможам чрезвычайно нравился своим обращением. Приманивать гетману Апостола ни в каком случае не было нужно: Апостол был тогда при гетмане в Хвастове, но гетману не приходилось также посылать в оковах одного из своих сообщников. Знал ли в марте Апостол о затеваемой измене или Мазепа тогда еще не открывал ему замысла, но уже видел в нем человека, готового пристать к делу, только гетман с этих пор постоянно выгораживал Апостола в своих письмах к Головкину и не помешал ему послать к Кочубею посланца — предупредить его о грозящей опасности.

Кочубей жил в своей маетности Диканьке и уже несколько месяцев не был в Батурине, устраняясь нездоровьем. Мазепа, исполняя царскую волю столько же, сколько и выручая себя самого, отправил гадяцкого полковника Трощинского с 500 Козаков и с сотнею волохов да охотного полковника Кожуховского с его конными полчанами поймать и доставить ему в обоз Кочубея и Искру. Но разом с ними ехал туда же и посланец миргородского полковника с запискою к Кочубею. В ночь с четверга на пятницу (18 марта) Трощинский и Кожуховский с своими отрядами ночевали в Великих Будищах, а посланец Апостола перегнал их, явился в Диканьке ранее и вручил Кочубею записку. Кочубей немедленно послал во всю ночь верхом своего слугу Завадовского в Полтаву сказать Искре, чтоб он тотчас поспешил в Диканьку. В ту же ночь перед рассветом приехал в Диканьку Искра, а с наступлением дня оба приятеля переехали через Ворсклу по мосту, устроенному против Диканьки, прибыли в село Гавронцы на другой стороне Ворсклы, потом отправились в Красный Кут [218]» город Ахтырского полка. Там нашли они полковника Федора Осипова и отдались под его покровительство.

Едва успели Кочубей с Искрою переправиться через Ворсклу, как нагрянули Трощинский и Кожуховский с козаками в диканьский двор Кочубея, с тем чтобы везти его в Хвастов в гетманский обоз. «Где хозяин?» — спрашивал Трощинский. Отвечали, что уехал, но куда — неизвестно. Трощинский не поверил и сделал в доме обыск. Не нашли Кочубея. Трощинский и Кожуховский отправились снова в Великие Будищи; в.Диканьке не видели их после того три дня: пятницу, субботу и воскресенье. [219]Кто-то известил полковников, что Кочубей с Искрою ушли в Коломак, где у Искры была пасека, но потом известили их, что Кочубей с Искрою, одумавшись, ушли к Самаре. Полковники послали было Козаков зайти им дорогу, но тут пришло к ним новое известие, что беглецы в Красном Куте. [220]

Тогда Трощинский и Кожуховский опять поехали в Диканьку и утром в понедельник остановились в Ковалювке [221], другой маетности Кочубея, в новом дворе владельца, и оттуда послали волохов звать к себе Кочубеиху. Была память священномученика Василия пресвитера 22 марта. Кочубеиха, вместе с невесткою, была в церкви (чуть ли это не был день именин ее мужа или сына, которого звали также Василием). Волохи стали около церкви, а их ротмистр Константин Великий с тремя подчиненными вошел в церковь и объявил Кочубеихе, что ее зовет Трощинский. Кочубеиха отвечала: «Не пийду з церкви, нехай постражду меж олтарем як Захария!» С трудом убедили ее выйти из церкви [222]; тотчас волохи подхватили обеих — ее и невестку — и посадили в коляску. Их повезли в Ковалювку. Там заставили хозяйку перед собственным двором стоять добрый час и ждать, пока доложат Троилинскому. Наскучивши долгим ожиданием, Кочубеиха встала из коляски и пошла к воротам двора узким путем, протесняясь между козацкими лошадьми, которых там столпилось немало.

Трощинский вышел на крыльцо дома одетый в белом кафтане, без пояса, в желтых туфлях. По тогдашним обычаям, это был признак невежливости. Трощинский был пьян. Кочубеиха с видом достоинства выступила вперед к нему и произнесла: «За тое-то Мазепа прислал вас з таким войском по мого пана, що зичливе и верне Войску Запорожскому писарством и судейством служив?» Трощинский с перепоя забылся, пришел в ярость и крикнул на волохов: «Стрелять!» Волохи уже было и курки пистолетов взвели,но Кожуховский, который был в памяти, крикнул на них: «Стоять смирно!» Что дальше там говорилось — не знаем. Но Кочубеиху отправили назад в Диканьку в сопровождении Козаков. Там, кругом ее двора и около самого дома во дворе, поставлены были караулы. Невестку Кочубея Трощинский, сообразно гетманскому приказанию, отпустил в дом ее родителя, миргородского полковника, куда уже прежде уехал и муж ее Василий Вас. Кочубей. Ей дозволили забрать с собою свое приданое.

24 марта Трощинский прибыл в Диканьку с Кожуховским и с прибывшим вновь от Мазепы посланцем Валмусом, который привез приказание гетмана об имуществе Кочубея. Трощинский собрал всякое движимое имущество в доме, все «скрини» со всяким добром, упаковал все в «палубах» (большие воловьи повозки для тяжестей), а самую Кочубеиху с детьми и с одною служанкою посадил в карету и под караулом повез в Батурин. Все привезенное с нею имущество отвезено было на Гончаровку, в гетманский дворец. Кочубеиху поместили в собственном дворе, находившемся на подворке (посад) батуринском, где прежде Кочубеи обыкновенно проживали, когда пребывали в Батурине. Через неделю ее перевели в другой кочубеевский двор, старый, находившийся в средине города или замка: там назначили ей помещение — одну только тесную хату. Во дворе поставлено было два караула: один жолдатский [223], другой московский (великорусский) ; запрещалось кому бы то ни было посещать узницу; не дозволялось не только приходить во двор, но и приближаться к огороже двора.