Михаил Брайчевский - Утверждение христианства на Руси

”От сего ли лба смерть было взяти мънђ?” И неумолимая смерть, предреченная волхвами могущественному князю, здесь-то и настигла его” [532, с. 179].

Б. А. Рыбаков считает эту явно враждебную Олегу легенду также языческой по происхождению: смерть-расплату князю-узурпатору предсказывают не христианские священники, а язычники-волхвы. В данном случае нас интересуют не обстоятельства возникновения легенды, а факт ее использования летописцем-христианином.

В действительности все могло быть значительно сложнее. Не исключено, что в начальном изложении пророчество действительно принадлежало христианским пастырям — это бы отлично подошло к исторической ситуации и придало бы повести идейное завершение. Возможно, что замена адептов новой веры волхвами и кудесниками является результатом редакторского вмешательства, как и перенос похода с 860 на 907 г. Действительно, кто же мог с бульшим основанием и художественной убедительностью выступить носителем высшего возмездия узурпатору-”паганину”, убийце христианского властителя, просветителя своей страны, как не сам христианский бог, осмысленный и интерпретированный в духе традиционной фольклорной поэтики антропоморфизма. Однако Владимирова легенда и в данном случае прибегла к основательной деформации изложения.

К этой же группе свидетельств необходимо отнести и неясность, которая существует по поводу места погребения Олега. В разных текстах оно определяется неодинаково. ”Повесть временных лет” считает, что он похоронен в Киеве, на Щекавице [250, с. 29]. Подчеркнем, не на Старокиевской горе, где хоронили киевских правителей, а на отдаленном холме за границами города. Здесь действительно существовал большой курган [60], но раскопками Н. Ф. Беляшевского княжеского захоронения в нем не обнаружено.

Новгородская первая летопись утверждает, что Олег погребен в Ладоге, куда он будто бы ушел перед смертью [441, с. 109]. Почему ушел? Что вынудило ”великого князя” бросить собственную столицу, ”мать городам русским”? В этой же летописи приводится и третий вариант, согласно которому Олег из Ладоги отбыл за море, в Швецию, и там был ужален змеей [441, с. 109]. Добавим, что в Киеве, кроме щекавицкой версии, существовала другая, согласно которой могила Олега находилась на горе, где в наши дни расположена университетская обсерватория [755, с. 333].

Подобная невнимательность к смерти князя также убедительно свидетельствует о враждебной Олегу фольклорно-летописной традиции. Этот негативизм явился результатом прежде всего антихристианской деятельности Олега — князя, оставившего о себе плохую память в народе. И кто знает, не послужила ли его деятельность — вопреки сознательной направленности — укреплению авторитета православной церкви в Киеве? Напомним — арабский писатель ал-Марвази считает год смерти Олега ( 912 г.) началом утверждения христианства на Руси [696, с. 258].

Деятельность Игоря.Игорь, сын Рюрика, родился в 873 г. [440, с. 9]. В день смерти отца ему было 6, а при вступлении на киевский престол — 9 лет. Следовательно, регентство Олега было оправданным. Но, взяв бразды правления в свои руки, Олег правил единолично до самой своей смерти на протяжении 30 лет. К тому времени, когда Игорь мог, наконец, начать свою деятельность, ему было уже 39 лет.

Таким образом, Олег предстает перед нами дважды узурпатором: он не только переступил через труп убитого им Аскольда, но и присвоил права собственного воспитанника, доверенного ему Рюриком. Понятно, что это не могло способствовать особо теплому отношению к регенту со стороны обездоленного Игоря, который, по словам летописца, ”хожаше по Олзђ, и слушаше его” [250, с. 20—21].

Игорь предстает в летописи почти такой же ”таинственной личностью”, как и Олег. О его управлении известно немного. До смерти Олега имя княжича упоминается только один раз по поводу его брака с Ольгой [250, с. 21], причем в пассивном залоге: несмотря на солидный возраст жениха (около 30 лет), инициатива союза принадлежала князю-узурпатору. После 912 г. ”Повесть временных лет” приводит главным образом иноземную хронику — болгарскую или византийскую. Количество пустых лет достигает своеобразного рекорда: 22 из 33, то есть две трети. Среди событий, связанных с историей Руси, называются только военные столкновения с древлянами под 913 и 914 гг. [250, с. 31; 441, с. 109—110] и с печенегами под 915 и 920 гг. [250, с. 32]. Новгородская первая летопись добавляет еще и сведения о войне с уличами [441, с. 110]. Этого, конечно, недостаточно для того, чтобы сложилось соответствующее представление о характере правления Игоря. Не удивительно, что князь оценивается в произведениях современных историков по-разному.

Иногда Игоря характеризуют как человека ничтожного, никчемного властителя, к тому же ненасытного скрягу [482, с. 69; 490, с. 26—27; 634, с. 150]. Другие авторы склонны признать его достаточно проницательным деятелем, которому Русь обязана значительными успехами (отпор печенегам, проникновение на Кавказ, а особенно новый договор, заключенный с греками в 944 г.) [491; 492; 493; 576, с. 239—258]. К заслугам Игоря относят и осознание прогрессивной роли христианства. Как минимум бесспорной остается его религиозная терпимость. Е. Е. Голубинский даже считает князя ”внутренним”, или тайным, христианином [180, с. 68].

Действительно, текст договора с греками 944 г., который дошел до нас в аутентичном виде [250, с. 4—42], содержит ряд сведений о том, что христианство на Руси в то время не просто существовало, а пользовалось определенным пиететом. Его адепты не только не подвергались притеснениям со стороны государственной власти, но и принимали активное участие в политической жизни страны. Более того, по мнению Е. Е. Голубинского, сторонники христианства имели даже большее влияние на общественные дела, нежели язычники [180, с. 68].

Договор 944 г. был заключен Игорем после двух походов на Византию в 941 и 944 гг. После убийства Аскольда греки, как отмечалось, не считали нужным придерживаться соглашений, заключенных с ним в свое время, а узурпатор Олег, обеспокоенный неопределенностью собственного положения, не имел ни времени, ни сил заставить Царьград выполнять взятые на себя обязательства. После смерти Олега Игорь вынужден был направить свое внимание на преодоление сопротивления древлян, уличей и других ”племен”, которые опять вышли из-под киевского протектората. Только в 941 г. он смог, наконец, заняться византийскими делами. Первый поход оказался неудачным. Император Роман Лакапин, бывший адмирал византийского флота, оснастил свои корабли греческим огнем — устройством, бросавшим горящую смесь на суда противника. Русский флот был сожжен, и киевский князь ни с чем вернулся домой [132; 250, с. 33—34; 260, с. 567—568; 491; 754; 800; 803; 827; Leon Diac., p. 106; Liutpr., p. 139—140].