Марк Солонин - Фальшивая история Великой войны

8. Материальные ценности всех видов и военные трофеи, особенно — продукты питания и фуража, горючее и предметы одежды — необходимо беречь и охранять. Любая растрата или пропажа вредит войскам. Грабежи наказываются по военным законам тяжелейшими приговорами.

9. Осторожно с употреблением захваченных продуктов питания! Воду можно употреблять только в кипяченом виде (тиф, холера). Каждое прикосновение к жителям таит в себе медицинские опасности. Защита собственного здоровья — обязанность солдата.

10. Для рейхсбанкнот и монет, а также для немецкой разменной монеты номиналами 1 и 2 пфеннига, а также 1,2,5 и 10 рейхспфеннига действует обязательный прием. Другими немецкими деньгами платить запрещается».

Где здесь «недочеловеки», «выродки-славяне», «грязные русские»? Смертельным врагом ясно и однозначно определен «большевизм», «его вредное мировоззрение и его носители». Объектом борьбы определены вовсе не «русские недочеловеки» (в тексте и слов-то таких нет), а «большевистские подстрекатели, партизаны, саботажники». А что, на свете существует армия, в которой бы от солдат не требовали «бесцеремонного и энергичного противодействия партизанам и саботажникам»? Единственной национальной группой, которая однозначно причислена к врагам, являются евреи. По отношению ко всем остальным предписано соблюдать «величайшую осторожность», в буквальном смысле слова «не прикасаться к жителям», уважать религиозные обычаи населения. За грабежи обещаны «тяжелейшие приговоры». Не знаю, как вам, но мне кажется, что если бы российская армия в Чечне строго выполняла подобную «директиву по поведению войск» (разумеется, с заменой слова «большевизм» на слово «терроризм»), то крови там было бы пролито в десятки раз меньше...

Имеет смысл процитировать еще один документ. Хотя он и не имеет прямого отношения к событиям начала войны, документ интересен тем, что показывает эволюцию взглядов командования вермахта на способы взаимодействия с населением оккупированных районов СССР. Речь идет о памятке «Десять заповедей немецкого солдата», распространенной в войсках в 1943 году командованием Группы армий «Юг». К каждой «заповеди» давалось еще и короткое разъяснение, но за неимением места все комментарии я пропускаю:

1. Всегда сохраняйте свой авторитет среди местного населения.

2. Будьте справедливы.

3. Поощряйте русского, если он работает хорошо.

4. Не бейте русских.

5. Избегайте любых высказываний в адрес русских, которые дают понять, что немцы по отношению к ним являются высшей расой.

6. Уважайте русских женщин и девушек точно так же, как вы уважаете немецких.

7. Откажитесь от самовольных конфискаций и незаконных реквизиций продовольствия и имущества.

8. При разговоре с русскими всегда проводите разницу между русскими и большевиками.

9. Будь сдержанным при разговоре с русскими о религии.

10. В обращении с русскими проявляйте спокойствие и чувство собственного достоинства: этим вы добьетесь большего, чем окриками и руганью.

Разумеется, между приказами и их практическим исполнением всегда существует некоторый «зазор». И хотя дисциплинированность вполне обоснованно считается характерной национальной чертой немцев, делать выводы о поведении солдат вермахта только на основании «директив» и «заповедей» было бы слишком опрометчиво. К счастью, мы дожили до того времени, когда и рассказы простых людей, переживших немецкую оккупацию, и ранее секретные отчеты военного командования могут быть опубликованы. За недостатком времени и места мы ограничимся двумя с виде-телъствами. Они относятся к событиям первых недель войны и особенно примечательны тем, что написаны противниками—в самом исходном смысле слова «противник». Они сражались почти напротив друг друга: 9-й армейский корпус (Группа армий «Центр») наступал в полосе от Белостока до Минска, а остатки разгромленной 3-й армии Западного фронта прорывались из окружения в направлении на Минск — Могилев.

В конце июня 1941 г. командир 9 АК генерал Гайер докладывал вышестоящему командованию:

«...Большинство солдат относится к населению добродушно, хотя необходимость отбирать продовольствие и лошадей, а также другие причины могут способствовать некоторым актам жестокости.

Отношение населения колеблется от удивительного безразличия до обычно боязливого любопытства и доверчивости. В связи со слишком большими разрушениями много беженцев, передвигающихся со всем скарбом, но каких-либо грабежей домов не замечено. На территории, прежде принадлежавшей Польше (т.е. в так называемой «западной Белоруссии».― М. С), немецких солдат восторженно встречали как освободителей. Но и на прежней русской территории бывает, что бросают цветы и дружески встречают. Доверие населения проявляется прежде всего в том, что закопанное продовольствие и другую собственность снова выкапывают, когда приходим мы, так как немецкий солдат, конечно же, ее не отберет.

Каких-либо актов саботажа со стороны населения в полосе корпуса не замечено. Напротив, в тех случаях, когда запуганное население вообще осмеливается что-либо говорить, высказывается много недовольства колхозным строем и всем большевистским хозяйничаньем. В целом командование корпуса расценивает опасность партизанской войны при участии населения как небольшую. Люди в пройденных нами районах по своему образу жизни и высказываниям не производят впечатление тех, кто вообще может фанатически придерживаться какой-либо идеи».

А вот отрывок из доклада, который 1 августа 1941 г., после своего выхода из окружения представил в Главное политуправление Красной Армии член Военного Совета 3-й Ар-мии, армейский комиссар 2-го ранга Н.И. Бирюков:

«...С первых дней войны и до боев на Днепре немцы старались проводить в деревне такую политику, которая бы не озлобляла крестьян против немцев. Поэтому первый период, если это так можно назвать, характеризовался тем, что немцы не творили в деревнях грабежей и насилия. В этот период немцы говорили крестьянам, что «они также за социализм, но без коммунистов и жидов». В этот же период немцы у крестьян брали только яйца, молоко, иногда брали и кур, но скот, находящийся в индивидуальном пользовании, не брали. В крестьянские сундуки не лазили и крестьян не грабили...»

Как видим, немецкий генерал описывает отношение немецкой армии к населению даже в более критических тонах (« необходимость отбирать продовольствие и лошадей может способствовать некоторым актам жестокости»), в то время как советский комиссар утверждает, что в первые недели войны солдаты вермахта забирали у крестьян лишь то, что можно съесть и выпить на ходу (кружка молока, сырое яйцо...). На фоне этой действительности бредовые видения Дюкова («там, где двери были открыты, они убивали за косой взгляд; там, где дома были заперты изнутри, они убивали всех») смотрятся совершенно дико.